Потом они перебрались в другой город, а оттуда - в третий, и всюду их сопровождала бечевка-бесовка: ползла за ними далеким стражником, торчала выше самых высоких зданий, нервно дергая кончиком.
Лето перешло в осень. Теперь Джерри никогда не улыбался - даже когда глядел на Сюзи. Глаза у него стали какие-то пустые, руки дрожали. Он почти ничего не ел.
***
Настала осень, но их странствия не прекращались. В одном из безымянных городов в пустом подвале пустынного дома Джерри подошел неверной походкой к верстаку и снял с крючка висевшие там клещи. Вручив их Сюзи, он сказал!
- Сделай так, чтобы я больше не верил.
- Ты о чем?
- Убери бечевку-бесовку из моей головы. Сюзи засмеялась, тоже подошла к верстаку, взяла фонарик и посветила им Джерри в уши.
- У тебя там ничегошеньки нет - одни козюли.
- Не хочу больше верить, - проговорил Джерри монотонным голосом призрака.
- Поздно, - отозвалась Сюзи.
Джерри лег на пол, подтянул колени к подбородку.
- Раз так, я хочу умереть, - прошептал он.
***
Зима наступала осени на пятки. Воздух был холодный, как яблоки - вот только яблок на свете больше не существовало. Всю осень бечевка-бесовка прилежно затаскивала под землю деревья, кусты, траву и последние, еще не отцветшие розы.
Она очищала планету от всего: от сорняков и рыб, амеб и микробов.
Джерри перестал есть и теперь мог ходить, лишь опираясь на Сюзи.
Он лениво размышлял, чем займется бечевка-бесовка после того, как убьет Землю.
***
Сюзи и Джерри стояли на поле между двух городов и разглядывали грязь. Вдали, свистя в воздухе, трудилась бечевка-бесовка: кукурузные стебли аккуратными рядами, точно сами собой, проваливались под землю. Позади Джерри и Сюзи, зарывшись носом в пыльный кювет, стояла машина, на которой они ехали, пока бензин не кончился. Вела ее Сюзи. Чтобы видеть что-то помимо руля, ей пришлось подложить на сиденье целый штабель телефонных книг. Небо было тускло-серое с голубоватым отливом, какое-то запачканное. В небе неподвижно, точно нарисованные, висели чахлые облака. Птиц не было.
Несколько блеклых снежинок слетело на поле.
- Пусть все это кончится, - хрипло прошептал Джерри. Уже несколько дней он даже не пил воды. Его одежда превратилась в лохмотья, глаза стали омутами горя. Смотреть на небо ему было больно, хотя освещение никак нельзя было назвать ослепительным.
- Пусть.., кончится, я так хочу... - проскрипел он. И нарочно уселся прямо в грязь. Со стороны он казался стариком, случайно попавшим в тело ребенка. Устало моргнув, он поглядел на Сюзи снизу вверх.
И вновь заговорил, чтобы спокойно спросить:
- Это ведь не я сделал, а ты. Сюзи молчала. Затем все же сказала:
- Я верила. Я верила, потому что иначе было нельзя. Меня никто никогда не любил - только ты. А они хотели увезти меня от тебя.
Вновь воцарилось молчание. Бечевка-бесовка, покончив с кукурузным полем, застыла по стойке "смирно", чего-то ожидая. У ее основания на землю осело неплотное облако пыли.
Очень тихо Джерри произнес:
- Я тебя больше не люблю.
На секунду в глазах Сюзи мелькнула печаль - но тут же превратилась во что-то гораздо более твердое, чем сталь.
- Значит, вообще ничего не осталось, - сказала она. Джерри вздохнул, уставившись на небо сощуренными больными глазами.
Бечевка-бесовка обняла его почти нежно. И пока она тащила его под землю, внутрь своего трепещущего вязкого тела, он увидел миллион бечевок-бесовок: тонкие и черные, они тянулись злыми пальцами к Солнцу и другим звездам.