Путь был извилист и пролегал через узкие переулки, полутемные подворотни, а затем и через немощеные улочки, застроенные одноэтажными хибарами. С окнами без единого стекла, похабными надписями на стенах и бельевыми веревками, натянутыми поперек улицы. Преодолевать эти гирлянды с влажными тряпками приходилось, то пригибаясь, а то и присев.
За хибарами последовали сараи из отсыревших и потемневших досок. Где-то невдалеке с лаем грызлись собаки. А рядом с одним из сараев, у распахнутой двери, сидел старик, привалившись к стене. И баюкал в руках бутылку с ромом.
Неподалеку от сараев теснилось кладбище бедняков. Без склепов, памятных обелисков и даже полноценной ограды. Ее заменил покосившийся забор. Половину досок из которого, вдобавок, кто-то успел присвоить. А вот цветы, как ни странно, были. Хоть и не на каждом из могильных холмиков.
Пройдя мимо кладбища, Ролан, Крогер и их проводник вынуждены были продираться через пустырь. Чуть ли не сплошь заваленный каменными обломкам, поросшими мхом. На некоторых еще можно было различить угловатые узоры, столь любимые дшеррами.
Дорога через пустырь окончилась перед высокой, усеченной сверху, пирамидой. С широкими ступенями, неровными от щербин.
— Она там, — пальцем указал мальчишка в направлении вершины, — мы пришли… в общем. Вы обещали…
— Я помню, — холодно отвечал ему Ролан, — но раз ты не хочешь идти дальше… вдруг это обман.
— Что вы! — искренне оскорбился малец, — просто не хочу, чтоб меня видели с вами. Мергасом клянусь!
Ну, уж перед последним доводом не мог устоять даже бывший командир городской стражи. В королевстве Мергаса считали своим божеством-покровителем все бродяги, нищие и воры. Обитатели дна, одним словом. И оскорбив его имя лживой клятвой, мальчишка рисковал своей удачей. И без того не слишком его балующей.
Так что пришлось Ролану расстаться с парой монет. Пускай и с неохотой. Получив обещанную награду, малец-проводник спешно смотался. А конфидент и его телохранитель зашагали вверх по многочисленным ступеням пирамиды.
Кончились ступени у самой вершины… и прямо перед дверью внутрь. Точнее, перед пустым и темнеющим дверным проемом. Осторожно пройдя в проем, Ролан и Крогер оказались в узком коридорчике. Прохладном и освещенном лишь проникающими сюда солнечными лучами.
После зноя снаружи даже здешний воздух, затхлый и сырой, вызывал наслаждение. Однако долго предаваться оному у конфидента и его телохранителя не вышло. Уже через пару секунд до них донесся крик — грубый, гортанный. Мужской. Слов различить ни Ролан, ни Крогер не успели. А за криком последовал девичий визг.
Не сговариваясь, а лишь переглянувшись, оба выхватили оружие. И двинулись вдоль по коридору — осторожно, но без медлительности.
Коридор оказался не столько длинным, сколько извилистым. После третьего или за четвертого поворота он привел в просторную комнату. С целой вереницей узких пустых оконец в одной из стен.
В комнате обнаружились еще три человека. Двое мужчин — в одинаковых кожаных штанах, безрукавках поверх застиранных рубах и широкополых шляпах. В правой руке один сжимал тесак, а другой рукоять волочащегося по полу хлыста. Левыми же руками они удерживали за локти не то девушку, не то девочку-подростка. Точнее сказать было сложно из-за небольшого роста и хрупкого телосложения пленницы. А также от недостатка света.
— Ну! Так что, сучка, — деловито обращался к ней один из мужчин в шляпах, — последний раз спрашиваю… по-хорошему.
— Эй, вы, двое, — окликнул Ролан, делая шаг вперед, — что-то не по-мужски как-то. Вдвоем — и на ребенка.
— Не твое дело, — с подчеркнутым пренебрежением огрызнулся тот, что с хлыстом. И даже головы не повернул.
Напарник уделил пришельцам больше внимания. Развернувшись, он смерил их взглядом и осклабился. Отчего лицо, заросшее черной клочковатой бородой, сделалось еще более отталкивающим.
— Это кто это заговорил про мужество? — вопрошал обладатель тесака, — столичная пташка? О, да я смотрю, ты из благородных!
— Вот те на! — вторил ему человек с хлыстом, похохатывая, — а я слышал, есть люди трех сортов: мужики, бабы и аристократы.
— А вот теперь ты меня обидел, — спокойно сказал Ролан. И со шпагой наперевес двинулся на людей в шляпах.
Крогеру, судя по его молчанию, чувство обиды было чуждо. Но, тем не менее, он и не думал стоять в стороне от намечающейся схватки. Клинок угрожающе блеснул в его руке.
И противникам сразу сделалось не до смеха. Похоже, ничего серьезнее тесака и хлыста эти двое при себе не имели. А, следовательно, против меча и шпаги были по большому счету безоружны.