Дома щен забился под лежанку. Он был абсолютно белый, крошечный, непонятной породы, с измученным лицом. Его присутствие наполнило мою каморку каким-то живым пульсом, пусть с обидой и болью. У меня тоже «мешок» на голове, и трудно бывает дышать от обиды. И здесь я не по своей воле. Ты маленький и беззащитный, а я громадный и сильный как слон. Но обстоятельства могут быть сильнее самых сильных. Только все равно надо бороться, поэтому дыши сильнее, и лопай кашу. Я поставил на плиту кастрюлю с водой. В школьной столовой я разжился нехитрой посудой, а учитель рисования Татьяна Николаевна щедро отвалила мне из дома два ватных одеяла. Одно я кинул Рону, но он предпочел темный угол под лежанкой. Посмотрим, как ты насчет «хорошо пожрать». Геркулес сварился, и я поставил плоскую металлическую чашку на пол. Щен выполз и начал жадно хлебать еще горячую жижу. Будешь жить, обиженный. И еще поймаешь своих обидчиков за трусливые задницы.
В маленькое окошко поскреблись. Вот и десерт. Интересно, пирог или тортик, русичка или трудовичка? Я открыл дверь и увидел Татьяну, чьи одеяла скрасили мои одинокие ночи. Татьяна женщина скромная: косметикой не пользуется, декольте не носит. У нее большой нос и выразительные темные, грустные глаза. Она живет рядом со школой, конечно, без мужа и с девочкой-подростком, которая учится в нашей школе. Девочка способностями не блещет, а у Татьяны нет денег подкармливать школьные «ремонты», поэтому она за мизерные деньги преподает рисование в младших классах. Иначе ребенку пришлось бы ездить на двух автобусах в школу района "Щ". Мне с Татьяной легко, она свою заботу обо мне маскирует вполне дружескими чувствами, называет по имени-отчеству, хотя старше лет на десять. Ей явно катит сороковник, и уж точно она не готова считать этот возраст своим расцветом.
– Петр Петрович, я тут испекла... – она держала на тарелке вполне аппетитный кусок пирога. – С рыбой. По-моему, прилично получилось.
Каюсь, есть в моем здоровом теле один изъян. Не могу равнодушно смотреть на еду, особенно на пироги. Женское население это мигом просекло, и теперь по вечерам я без зазрения совести объедаю своих малобюджетных поклонниц. Самое большее, что могу сделать – это отказаться от ужина у них дома (не дай бог, еще и свечи припасли), но когда мне под нос суют тарелку с пахнущей выпечкой... Каким-то чудом они не разу еще не пересеклись у дверей моего сарая и это меня очень устраивает.
– Спасибо. Не откажусь. – К двери на запах пирога подковылял Рон, присел и сделал большую лужу.
– Ой, собачка!
– Да вот, обзавелся, – разговор опасно затянулся.
– Ну, ладно, на здоровье, – она уже стала выходить, но вдруг остановилась. – Да, я вот тут у машины нашла, когда вы приехали, думала, может ваше... – Она протянула белый прямоугольник. Еще немного и придется пригласить ее на чай.
– Если у машины, то мое, – гостеприимно заулыбался я, забирая листок и вытесняя даму за дверь.
Это оказалась визитка, простенькая, беленькая, без тиснения и логотипов. Но то, что на ней было, стоило всего: Еженедельник «Криминальный Сибирск». Отдел криминальной хроники. ЭЛЛА ТЯГНИБЕДА. И телефон.
Понятно, выйдя из машины, я снял бейсболку, и то, что сунула туда эта длинная дура, вывалилось. Интересно, за какую такую книгу она должна получить гонорар? Наверное, за детектив. И наверняка – иронический. Сейчас все бабы строчат детективы и обязательно иронические.
Женщины – тоже не мое хобби. Я больше люблю машины. С ними проще. На дороге, за рулем, или в гараже, разбирая машину любой степени убитости, я чувствую себя увереннее и спокойнее, чем в отношениях даже с легкодоступной женщиной. Эти существа для меня непонятны. Чего им надо? Если денег, то почему лезут в душу, когда опустошаешь кошелек? Если душу, то почему всегда начинает не хватать содержимого кошелька? А если того и другого, то почему все равно мало? Даже самый сложный механизм проще, чем самые примитивные человеческие чувства и отношения. Я больше люблю машины.
Два месяца назад, жарким июльским утром я ходил вокруг в хлам разбитого «паджерика» с тяжелой, ноющей головой и думал сколько же заломить чудом выжившему хозяину за ремонт машины. Итак, кузовной, стойки, электрика, ходовая... легче новую купить. Стойки, электрика, ходовая...
Вчера, мы с моим напарником Мишей Гоготом сильно перебрали. Мы не только напарники, но и совладельцы небольшого автосервиса. Нас не связывают утомительные отношения начальника и подчиненного, поэтому мы работаем и отдыхаем вместе. Раз в неделю, в субботу, мы ходим в пивбар и снимаем там напряжение рабочей недели. Кроме нас на станции работают еще четыре человека, но в воскресенье у них выходной, а мы с Мишей работаем то ли от жадности, то ли по привычке. Поэтому самый тяжелый день для нас не понедельник, а воскресенье. Вчера, закончив пивную часть программы традиционным «пиво без водки – деньги на ветер!», мы переместились в близлежащее кафе. Мы пели революционные песни, пока секьюрити не попросили нас вести себя потише. Мишка заявил, что не может петь тихо песни наших отцов, и зачем-то грохнул салатницу об пол. «Оливье» разлетелся почти по всей территории маленького зала. Большие парни заломили тщедушному Мишке руки, но тут на сцену вышел я, раздвинул охранников, один из которых все-таки успел достать мой глаз. Мишка выпал из их сильных объятий и уснул на полу. Я заплакал, потому что мне стало жаль салат. Нас потащили к выходу, где у дверей я отдал парням всю наличность, взяв с них обещание купить веник «хотя бы минимальный» для нужд клиентов, роняющих еду на пол.
Утром у меня набряк фингал, свежий, как спелая слива. Глаз с трудом открывался. Мишка растачивал коленвал, беспрерывно курил, и в сотый раз за утро сварливо поинтересовался:
– Ну зачем, зачем ты отдал этим шнуркам все наши деньги? Там же было почти триста баксов...
– Не гунди, заработаем. И вообще, ты же ничего не помнишь.
– Помню, – вздохнул Мишка, – это помню. Вижу, главное, слышу, а сделать ничего не могу. Это и обидно.
Так бы мы еще долго перепирались. Но за воротами гаража послышался шум подъезжающей машины. Слава богу, если это клиент.
– Вот и триста баксов приехали, – сказал я Мишке. В ворота гаража позвонили, я открыл тяжелую дверь. Но это был не клиент...
У нее были длинные светлые волосы до пояса, синие смеющиеся глаза и капризные губы без помады. Она не носила белья, это было ясно даже такому долдону, как я. Тонкий синий стрейч облегал безупречное тело. Машинка у нее тоже была что надо. За ее спиной красовался бордовый Ягуар – Соверен конца девяностых, с движком 3,2 литра, 6 горшков, кожаный салон, все опции, электропакет, климат и круиз контроль... Я не знаю кто из них поразил меня больше, только сердце забилось, как на тренировках в тренажерном зале. Утреннее солнце светило за ее спиной, контрастировало с темнотой гаража и добавляло этой картине фантастичности и нереальности. Наверное, поэтому я не насторожился и даже не попытался унять свою невесть откуда явившуюся тахикардию.
– Привет, – сказала она голосом классической соблазнительницы, низким и с хрипотцой. Я проклял те обстоятельства, которые заставили меня предстать перед ней в таком виде: в грязном рабочем комбинезоне, с замасленными руками, со свежайшим фингалом и без единого цента в кармане. Однако за главного она все равно приняла меня, потому что, не обращая внимания на Мишку, обратилась ко мне, смеясь синими глазами:
– Мне нужно с вами поговорить.
Я так понял, что наедине, поэтому вышел наружу, к ее машине, и закрыл за собой дверь.