— Она не очень пьяна.
— Не обманывайте себя, — произнесла Мэри довольно громко, так что бармен навострил уши. — Я знаю женщин. И знаю, как женщины напиваются. Она настолько пьяна, что вы ничего толкового от нее не добьетесь. Мы вполне можем ехать домой.
— Молодая леди права, — доверительно наклонился ко мне бармен. — Бесси приходит сюда каждый вечер и сидит до закрытия бара в полночь. Она может выпить очень много, если это не полынная водка. А с полынной водки ее клонит ко сну, видите?
Миссис Лэнд дышала медленно и глубоко, как пациент под наркозом. Ее движения были замедленные и неуверенные. Глаза затуманились.
— Значит, Гектор сбежал со службы, да? — спросила она. Ее смешок был недолгим и перешел в тяжелый вздох. — Он часто говорил, что это сделает, когда придет время. С тех самых пор, как присоединился к организации "Черный Израиль".
Высокий мужчина в желто-коричневых шляпе и пальто, который сидел по другую сторону от нее, произнес, почти не пошевелив тонкими побагровевшими губами:
— Вы болтаете много чепухи, Бесси. Гектору это не понравится, так ведь?
Она выпрямилась, и последние следы веселья слетели с ее лица. Пианист начал мелодию "Чемоданные блюзы", и, к удивлению, она начала напевать в такт музыке пропитым контральто. Мелодия еще не закончилась, а на ее глазах появились слезы и начали скатываться по щекам. Она уронила голову на руки и зарыдала. Стакан скатился со стойки и разбился.
Эрик сказал, обращаясь к ее спине:
— Я зайду к вам завтра.
— Не думаете ли вы, что здесь ей не место? — сказал я бармену. — Если надо, мы можем проводить ее домой.
— Она будет в порядке, если не приставать к ней с разговорами, — отозвался тот довольно холодно. — А если попытаетесь увести ее отсюда до полуночи, то она станет драться, как дикая кошка.
— Завтра ты не поедешь на встречу с ней, — заявила Хелен Эрику. — Побудешь дома хоть один день своего отпуска. И ради Бога, давай выберемся отсюда назад к цивилизации, — закончила она нетерпеливо.
Цивилизация заключалась в том, что в другом месте мы заплатили в три раза дороже за ту же самую выпивку и слушали ту же самую музыку в худшем исполнении. После того как я пообещал вместо Эрика сходить и повидаться с миссис Лэнд на следующий день, Хелен снова развеселилась, а Мэри осталась унылой. Мы находились в прокуренном подвальном помещении, набитом до отказа, потому что это было самое популярное в городе заведение. Мэри оно не приглянулось. После пары бокалов она попросила, чтобы я отвез ее домой.
— Извините меня, Сэм, — сказала она в такси, положив голову мне на плечо. — У меня опять разыгралась мигрень, и тут я ничего не могу поделать, кроме как лечь в постель. Доктор сказал, что я никогда не избавлюсь от этого, если не научусь смотреть правде в лицо, даже если она неприятная.
— Я виноват больше. Нам бы не следовало возить вас в Пэрэдайс-Вэлли. Эта поездка оказалась довольно-таки удручающей, правда?
— На следующую ночь мы выкрасим этот город в красный цвет и повеселимся, хорошо?
— Завтра?
— С удовольствием, — ответила она усталым голосом.
Мы расстались в фойе гостиницы, лифт увез ее вверх. Я чувствовал себя подавленно отчасти потому, что вечер уже прошел, но главным образом из-за того, что по моей вине испортилось настроение Мэри. Я зашел в ближайший бар и за полчаса до закрытия пропустил три двойных порции виски. Потом отправился домой и завалился спать.
Мой квартиросъемщик Джо Скотт обычно засиживался до двух или трех часов ночи, а потом спал до полудня. Когда я приходил домой, его еще не было дома, а когда я вставал, он еще спал. И в этот раз я решил его не будить, хотя хотел кое о чем спросить. Может быть, выспавшись за ночь, Бесси Лэнд сама захочет и будет в состоянии рассказать мне о том, что такое "Черный Израиль".
Бесси Лэнд, может быть, и захотела бы это сделать, но не смогла.
Я доехал на такси до Честнат-стрит и вышел на углу неподалеку от "Парижского бара и гриля". Неоновая вывеска не горела, а выпавший за ночь снег покрыл улицы белой пеленой, придав им мирный и пустынный вид. На тротуарах снег притоптали, рано вставшие люди оставили свои следы, торопясь на работу, но шел уже десятый час, и на улице никого не было.
Я поднял воротник пальто, чтобы укрыться от резких порывов ветра, которые кружили снег между зданиями, и пошел пешком к дому номер 214 на Честнат. Внутри здания раздавались звуки утренней жизни: плакали и смеялись младенцы, играли дети, доносились голоса споривших и сплетничавших женщин. Но коридор был пуст и холоден. Все двери в квартиры были закрыты, чтобы не выпускать из них тепло. Третья дверь налево была закрыта, как и все прочие. Я постучал и подождал. Я бы мог прождать целую вечность, если бы не повернул круглый набалдашник дверной ручки и не вошел внутрь.
Бесси Лэнд неподвижно лежала на кровати, уставившись в потолок. Одна рука свисала с кровати так, что доставала до пола. Возле руки собралась лужица, крови. Беленький щенок-дворняжка съежился и лизал окровавленную руку.
Когда я подошел поближе, собачка спряталась под кровать. Я увидел, что горло Бесси Лэнд глубоко перерезано — на черной блестящей шее зияла рваная овальная рана. Кухонный нож с волнообразным лезвием валялся на стеганом одеяле рядом с ее головой. Она была в пальто, но это не помешало ей закоченеть.
Глава 5
Через три минуты после того как я позвонил по телефону-автомату, обнаруженному мною в коридоре здания, издалека послышалось завывание полицейской машины. Еще через полминуты она, как волк, завывала уже на улице возле дома. Наконец сирена смолкла.
Лейтенант полиции в синей форме и мужчина в штатском вошли в прихожую и деловито направились ко мне.
— Моя фамилия Касеттари, — сказал лейтенант. — Вы ничего не трогали, как я вас просил?
— Ничего. То есть я прикоснулся к ее лицу, чтобы узнать, холодное ли оно. Она заледенело.
Мужчина в штатском, средних лет, с седыми волосами и холодными резкими чертами лица, осмотрел тело, не меняя его положения.
— Вы сказали, что она холодная, — произнес он. — Быстро замороженная черномазая девка.
— Когда она умерла, доктор? — спросил Касеттари. У него было мясистое лицо средиземноморца. Толстая потухшая сигара, торчавшая в правой стороне его рта, создавала впечатление постоянной презрительной усмешки. На вещи он показывал не пальцем, а сигарой. Пальцы были заняты тем, что упирались в бока.
— Восемь-девять часов назад. Я отвечу точнее, когда выпотрошу ее желудок, если там что-нибудь осталось после неимоверного количества спиртного, которое она потребляла. Но обратите внимание на посмертное посинение.
Я посмотрел на нее еще раз. Свисавшая с кровати рука налилась застоявшейся кровью.
— Возможно ли, что это самоубийство? — спросил Касеттари.
— Посмотрим, что покажут отпечатки пальцев. Куда провалился Рэнди?
— Скоро подъедет. Ему надо было собрать свой чемоданчик. Через минуту или две доктор добавил:
— Да, она это сделала сама. Есть отметка нерешительности. — Он показал пальцем на перерезанное горло. Я увидел неглубокий надрез параллельный глубокой ране. — Отметок нерешительности не бывает, когда черномазый самец режет свою шлюху.
Я заметил:
— Здесь нечто более серьезное, чем вспышка злобы черномазого самца, зарезавшего свою шлюху. — И кратко объяснил им, почему так думаю.
— Он начитался журнала "Тень", — сказал Касеттари.
— А также Дика Трэси, — добавил доктор.
— Эту женщину убили, — заявил я.
— Он утверждает, что эту женщину убили, — передразнил доктор. — Если ее и убили, то определять это будем мы.
— Я бы не вмешивался в ваши дела, если бы вы проявили хоть какие-то признаки знания дела.
— Вам надо взглянуть еще на несколько трупов, — отпарировал доктор. — Нельзя делать поспешных выводов при виде первого мертвеца. Интересно, куда же запропастился Рэнди.
— Если вы не примете мои слова всерьез, то я найду кого-нибудь другого, кто ко мне прислушается.