Джесси Келлерман
Беда
Гаври
Она помазала его раны бальзамом.
Он жаловался на горечь ее зелья.
Часть первая
Хирургия
1
Четверг, 19 августа 2004
Отделение гастроэнтерологии, первая неделя практики
Джона Стэм услышал крик…
Два сорок пять утра, он шагал по Таймс-сквер в поисках новых кроссовок. Крутые, крепкие «Рокпорт Уокерс» пережили два года теоретической медицины, но пали жертвой физиологических жидкостей уже в самом начале практики. Безнадежно испорченные, они хлюпали на ходу, оставляя влажные следы, точно парочка улиток-переростков. Среди обретенных обувкой новых особенностей бросалась в глаза — точнее, шибала в нос — вонь человеческого дерьма.
Всего-навсего обувь. Сама по себе гибель «Уокерсов» Джону почти не печалила, огорчало очередное доказательство собственной профнепригодности, как будто и без того ему ежеминутно не тыкали — опять же в нос — тем или иным промахом.
За пришедшую в негодность обувь, как и за все в своей жизни, Джона привычно винил только самого себя. Правила он знал, читал Книгу, внимал призракам Третьего Курса: закончил смену — первым делом ВЗД, вон-за-дверь. Cito, citissimo.[1] Промедлишь, попадешься — мертв по прибытии. Особенно на практике в хирургии. Хирурги, то бишь ординаторы хирургического отделения, плевать хотели на тот факт, что твоя смена закончилась двадцать минут назад. А лечащим врачам и вовсе на тебя плевать. Им нужна помощь — пошевеливайся. Единственный способ спастись — вылететь из больницы на сверхзвуковой скорости, едва отдежурил.
А он задержался. Ему предстояло оттрубить в этом отделении двенадцать недель, и Джона решил осмотреться на досуге. Задавая вопросы — даже самые невинные, вроде «Где мы встречаемся?» или «Как пройти в туалет?», — выглядишь плохо подготовленным. Сам даешь им в руки дрючок, которым тебя вздрючат, ибо Великие Боги Хирургии забудут твое имя, забудут, что у тебя могут быть и другие дела, забудут, что ты живой человек с бьющимся сердцем и свободной волей, но никогда, никогда не упустят из виду ни одного твоего ляпа. Запомнят, кто обнаружил недостаток смекалки или осведомленности, наскочат и расхерачат хирургически — взрежь-его, выжми-из-него-сок, прибей-его-мошонку-к-стене, — пока виновник не расхлюпается, точно маленькая девочка, обмочившая свои маленькие трусики.
Джона любил больницы под вечер: рабочий день вроде закончен, пациенты угостились ранним ужином, теперь наслаждаются телевизором, обезболивающими и нытьем. Госпиталь Святой Агаты, больничное маппет-шоу: до белизны отмытый линолеум, инвалидные коляски, Гималаи медкарт, которые предстоит заполнить, подушки из низкоаллергенных материалов, жертвы аварий, раковые больные, стоны, камни в почках, шкафы с образцами, серая вода в ведрах со швабрами, мошенничество со страховкой, вирусы, бактерии, прионы, переломы, патологические изменения, порезы, взбесившиеся болевые рецепторы — все замерло на миг. В таких заведениях, как Святая Агги, затишья не бывает никогда, но около половины седьмого вечера эта больница, как и прочие крупные медицинские учреждения, вдруг набирала побольше воздуха, выдыхала, икала, и на миг возникала иллюзия покоя, позабытое представление о том, что вечера созданы для отдыха — не работай ты в чертовой больнице.
Он брел по варикозным коридорам, шелушась усталостью, расползающимися мыслями, жалостью к себе. Но это все шелуха, ее можно стряхнуть. Он знал, что будет врачом, — он жизнь положил на то, чтобы его вот так гоняли в хвост и в гриву. Для этого он учился в университете и готовился к Медицинской школе. Сутки напролет штудировал учебники, прорубился сквозь вступительные, отвалтузил приемную комиссию. Все ради того, чтобы попасть сюда. Чувствовать себя под конец смены использованным кондомом — привилегия, чувак! И антисептическая вонь — не беда, и жесткий синеватый свет, и эти до безумия радостные пастели на стенах, точно выломали кусочки Майами и сбросили без парашюта сюда, на Манхэттен. Не беда… И тут кто-то щелкнул пальцами у него перед носом.
— Эй! Отключился?
Их метод. Смирись или уходи навсегда. Ищешь, как приспособиться. Например, мысленно переносишься в другую обстановку — вечеринку в своей голове устраиваешь, — там-то дашь сто очков вперед этому засранцу.
Перебираешь в уме свои преимущества. Во-первых, личная гигиена. Ординаторы почти не выбираются из стен больницы, вот у этого явный избыток серы в слуховом проходе, по-простому говоря (два года назад Джона так бы и высказался), до хрена дерьма в ухе. Победа в первом раунде, Стэм!