В четверть шестого Джордж заказал пиццу. Поедая пиццу, Джона прикидывал, закончились ли поминки по Инигесу и чем. Вряд ли шумной потасовкой, они же не ирландцы. Наверное, жилье Инигесов пропитано темными ароматами католического фатализма. К чему думать об этом?
В шесть он поднялся. Нет, нет, я тебя отвезу, сказал Джордж. Джона отказался. Хотелось пройтись по свежему воздуху, размять ноги. А главное — поскорее убраться отсюда. За это желание он себя ненавидел.
— Не стоит оставлять ее одну в доме, — отговорился он.
— Пять минут, — фыркнул Джордж.
По дороге он спросил:
— Ты подумал насчет того, о чем я с тобой говорил?
— О чем это?
— Я поразузнавал. Нашел удачный вариант. Круиз. Мы говорили об этом в прошлый твой приезд.
— Не помню. (Все он прекрасно помнил.)
— Рождественская неделя. Праздничный ужин включен в цену. Круиз по Карибам. С остановками на островах и все такое.
— Звучит неплохо.
Джордж кивнул:
— Так что ты думаешь?
— Думаю, что звучит неплохо.
Джордж уставился на него и, не дождавшись продолжения, сказал:
— Ты бы мне так помог. Спать можешь внизу. Там же есть кровать.
— Угу! — коротко кивнул Джона.
— Ты ведь и так частенько к нам наведываешься, — гнул свою линию Джордж. — Днем будет приходить Бернадетта. Ты только ночи прикрой.
— У меня в это время каникулы.
— Ты это уже говорил, я тебя понял.
— Я сам хотел бы уехать.
— Потом уедешь. Всего-то неделя.
— Да, так…
— Ты сам сказал, что у тебя две свободные недели.
— Я… о’кей, но…
— Одну неделю проведешь здесь, вторую делай что хочешь. Уедешь на Новый год.
— Почему бы вам не взять ее с собой?
— Ты не хуже меня знаешь почему.
— Честно говоря, не вижу особой проблемы.
— Это же корабль, Джона.
— На борту, конечно же, есть врачи.
— Не в том дело. — Джордж покачал головой. — Мне нужно вырваться.
Джона промолчал.
— Не так уж много я прошу.
Джона промолчал.
— Если б это от меня зависело, я бы взял Бернадетту на все время, но это же невозможно, сам знаешь.
— А Рис?
Рис, тетка Ханны по матери, жила в Огайо.
— Они с Льюисом везут детей к его родителям в Делрей-Бич.
— Должен же кто-то найтись.
И тут Джордж сказал:
— Она просила, чтобы это был ты, Джона.
Вина покладиста, вина изобретательна. Она манипулирует нами, склеивает несвязанные события, ищет причины. Мертвый мужчина, больная девушка. Паровой котел вины и так уже исходил дымом, а теперь разгорелся еще жарче.
И ведь Джордж в самом деле не так уж многого просит.
Вообще-то он не просил Джону даже навещать Ханну. Не просил его варить кофе, расчесывать Ханне колтуны, порой являться с букетом. Он сам, по доброй воле, начал делать все это, и его поступки стали для него законом. Каждый его визит обязывал к десяти следующим, и кого винить, если не себя. Он сам установил такой обменный курс.
Вот и станция.
— Я могу тебе заплатить, — предложил Джордж.
— Не надо мне платить. — Джона застегнул свой рюкзак. — Я подумаю.
— Позвони мне.
— О’кей. (Ведь это еще не значит «да».)
— И поскорее, надо еще заказать билеты.
— Я позвоню. (То есть он сказал «да».)
Джордж обнял его за плечи:
— Ты мне жизнь спасешь.
— Я позвоню.
Легкий летний дождь, тонкий туман висит, ни за что не цепляясь, но после город отчего-то становится грязнее прежнего: крышки люков — тусклые монеты, ветер несет обрывки мусора. Уже начало девятого, но многие магазины открыты. Продавщица из «Барракуды» выскочила перекурить. Мужчина с накладными ресницами под зонтиком — грустный смайлик — помахал рукой, останавливая такси, и подмигнул Джоне, который брел по Авеню А.
Привет, мир! — думал Джона. — Привет и пока. До завтра.
Он заскочил в лавочку, взял упаковку претцелей и подошел к пуленепробиваемой кассе. Кассир пробил чек, не отрывая глаз от черно-белого экрана: «Ред сокс» играли против «А».
— А что «Янкиз»? — поинтересовался Джона.
— Ничя из-за дожя.
Кассир уронил монетку, нагнулся за ней, а когда распрямился, вместо него Джона увидел Рэймонда Инигеса.