Может, потому, что теперь ни у кого не было папирос? Наверно. Ходячие, конечно, могли бы сказать: «А мы будем курить на воздухе». А они — нет. Дисциплина! Поглядите на этого старика колхозника! На этого парня якута! На этих девчонок! Раньше считалось, что строгий порядок только в армии… Не-ет! Все до единого выложили. Не желают иметь преимущества перед лежачими… Вот умирающий Калмыков всегда был исключительно выдержанным солдатом. Он был немногословен, этот степенный человек, и по службе строго исполнительный. А Попов, тот и выпить был не прочь и от иных радостей не всегда отказывался… А на Губина поглядите! Ведь еще мальчишка, можно сказать, а вот не раздумывая бросается со своей больной рукой туда, куда все! А парень-якут, видать, шустрый малый. Вон как он здорово сокрушает и ломает ветви! Конечно, тупицу и мямлю не будут выбирать секретарем райкомола. Да и девчата, надо сказать, тоже в своем роде крепкий народ. Почему же он, капитан Фокин, оказался слабее других? Может, он просто тяжелее других ранен?
Эта мысль так испугала Фокина, что он как-то весь съежился, и ему нестерпимо стало жалко себя, и опять захотелось курить, и неожиданно для самого себя он крикнул:
— Девушки!
Девушки испуганно обернулись. Капитан молчал. Девушки ждали. А капитан молчал потому, что не знал, что сказать и как сказать. Может, просто приказать подать папиросы, а может…
— Товарищи девушки! Пожалуйста, товарищи девушки, — капитан кивнул на папиросы, — вынесите все это и… киньте куда-нибудь подальше в снег.
— Что вы! — сразу вмешался Попов. — Зачем выкидывать? Отдайте Тогойкину!
«Пожалел», — с удовлетворением подумал Фокин и, желая показать твердость своего характера, уже приказал:
— Выкинуть! Выкинуть, я говорю!
Девушки о чем-то пошептались. Сенькина встала, с брезгливым видом сгребла папиросы и спички и вынесла из самолета. Навстречу ей шел Тогойкин, таща большущую суковатую дубину на плече и не меньшую — волоком.
— Ты куда это? — Тогойкин приостановился.
— Фокин сказал, чтобы я все это выкинула. А Попов говорит — надо сдать тебе.
— Не выкидывай, дружок!
В это время из-за самолета появился Губин. За ним ковылял Коловоротов.
— Папиросы положи под это дерево, — продолжал Тогойкин, — а спички сдашь мне… Туда отнес, да? — спросил он уже у подошедшего Губина и подбородком указал на кучу дров, сложенную посреди небольшой поляны.
— Готово!
— Хорошо!.. Вот что еще. Все, что уцелело, что может пригодиться, тащите сюда, все в одно место. Продукты, посуду, в общем все… Вася, ты побереги свою руку. А вы, Семен Ильич, — ногу. Вы сейчас только сгоряча не замечаете. — И, таща на плече и волоком свой груз, Тогойкин пошел по направлению к полянке, оставляя на снегу след от коряги.
Сенькина спрятала папиросы под деревом и остановилась, складывая на ладони коробки спичек, точно кубики.
— Верно Николай распорядился! — сказал подошедший Коловоротов, который, оказывается, слышал весь разговор. — Совершенно верно!.. Ну, давай, Вася, зайдем.
— Зайдем-то зайдем, конечно… — Губин поглядел на папиросы и вздохнул. — Ну, пошли.
Даша так и осталась стоять со спичками на ладони. И вдруг, увидев на снегу небольшой сучок, оторвавшийся, наверно, от коряги, которую волочил Николай, она несказанно обрадовалась, подняла его, сунула под мышку и пошла по следам Тогойкина.
Посреди небольшой поляны Николай раскидал ногами сугроб. Образовалась небольшая круглая плешина, вроде проруби. Ломая сухие сучья и ветки, Тогойкин укладывал их в кучу на очищенное место. Неподалеку на снегу стоял бак с бензином, а рядом банка из-под каких-то консервов. Каким чудом уцелел бак о бензином? Никто этого не знал.
Довольно долго Николай трудился, не замечая Даши. Но вот он остановился с поднятой в руке палкой:
— А ты зачем тут?
— Чтобы сдать тебе вот это…
Тогойкин улыбнулся, смахнул пот со лба, сунул спички в карман и молча принялся за работу. Он переламывал ногой ветки и бросал их в кучу. Потом схватил консервную банку и плеснул из нее. Даше в нос ударил резкий запах бензина. Тогойкин отбросил в сторону пустую банку, вытащил из кармана коробок спичек, постоял немного, огляделся по сторонам. И вдруг, ни с того ни с сего, сунул в рот указательный палец, выдернул его, поднял кверху и постоял так некоторое время. Даша мысленно осудила его, но промолчала.
— Даша, ты бы пошла в самолет…
— А что?
— Ветер в твою сторону…
— Ну и что?
— Тогда иди сюда! — уже сердито бросил Тогойкин.
— Потише ты! — огрызнулась Даша, не двигаясь с места.
Тогойкин неожиданно схватил девушку за руку, с силой оттащил ее от кучи хвороста да еще загородил спиной. Даша настолько была поражена всеми его действиями, что даже не успела рассердиться. А Тогойкин зажег спичку и бросил ее в хворост. Вспыхнуло огромное пламя, отбрасывая огненные языки намного дальше того места, где недавно стояла Даша.