— Молодой человек! Может быть, ты и в самом деле герой из героев среди якутов, — захихикал Фокин, поглядывая на Иванова, словно приглашая и его посмеяться. Потом он смущенно отвел глаза от Иванова и уже безразличным тоном добавил: — Этого я, конечно, не знаю… Но я просил бы тебя не вмешиваться в разговоры военных людей. Мы как-нибудь сами разберемся…
— Хоть я никакой и не герой… А вот на правах члена коллектива… — Тогойкин вдруг смешался и, не договорив, снова склонился над Калмыковым.
Но теперь за него вступилась Катя Соловьева. Спокойные люди тоже иногда не выдерживают. С покрасневшим от гнева лицом она некоторое время молча смотрела на Фокина.
— По-моему… — Катя на миг остановилась, словно обо что-то споткнулась. — Мне кажется, мы все тут одинаковые, все мы просто советские люди!
— Совершенно верно! — поддержала подругу быстрая на язык Даша Сенькина. — Нехорошо как-то, не время сейчас делиться на сословия.
— Правильно! — сказал Вася Губин, осторожно покачивая свою больную руку, словно нянча младенца.
— Так-то оно разумнее будет, — пробормотал Коловоротов, сидевший на полу и тихо поглаживающий обеими руками распухшее колено. — Другое дело, когда доедем каждый до своей работы…
— А мы, военные, всегда остаемся военными! — Фокин опять посмотрел на Иванова, надеясь, что уж с этим-то доводом тот, наверно, согласится. — По-моему, так.
Все невольно ждали, что скажет Иванов.
— По-моему, тоже… — Иванов откашлялся. Он охрип от долгого молчания. — Да, военный — это не только профессия, но и обязанность.
— Вот-вот! — охотно отозвался Фокин, решив, что наконец-то с ним согласились, и, тяжело вздохнув, добавил: — Самая трудная обязанность…
— Военнообязанный, — медленно произнес Иванов. — Профессия и обязанность, — повторил он. — Но ведь самая высокая, самая священная обязанность для всех нас — это… это — быть человеком, советским человеком…
— Политика! — засмеялся Фокин.
— Да, политика, товарищ Фокин! Трудная обязанность, говорите вы. А разве у педагога, у врача легкие обязанности?
— Не учителя побеждают врагов, а военные.
— Военные, которых воспитали учителя. И они, кстати, воюют. Вы слишком часто, капитан Фокин, напоминаете всем, что вы военный. Можно подумать, что вы, став военным, оказали кому-то этим фактом большую любезность или принесли себя в жертву. А сейчас тысячи людей в военной форме погибают, не думая о своих заслугах, без громких слов, без пышных фраз.
— Опять политика! — Фокин страдальчески вздохнул и отвернулся.
— Постарайтесь, товарищи! Авось удастся, — сказал Попов Тогойкину и Губину.
Весь этот день Тогойкин, Губин и едва державшийся на ногах старик Коловоротов провели под открытым небом, пытаясь наладить рацию. Стажер бортмеханика Вася Губин то и дело вбегал в самолет, садился на корточки перед Поповым и что-то показывал ему, о чем-то расспрашивал. Пока Вася консультировался с Поповым, Тогойкин заготовлял топливо для ненасытного костра, — ведь надо было поддерживать огонь круглые сутки.
Оторвавшись от костра, он вместе с Коловоротовым вывинчивал и завинчивал какие-то винтики по указанию Васи. Кончики перочинных ножичков загнулись, притупились, соскальзывали, раня пальцы. К вечеру не осталось у Николая ни одного не перевязанного пальца на левой руке.
— Ежели ты, парень, останешься без руки, мы все пропадем, — сказал Коловоротов, желая отстранить Тогойкина от этого дела.
Он даже пожаловался Попову. А потом понял, что без Тогойкина не обойтись. У самого-то Коловоротова пальцы неподатливые, не могут удержать мелкие винтики, да и глаза туманятся… Недаром, знать, на его плечи падал снег шестидесяти пяти зим…
Так они мучились целый день, и ничего у них не вышло. Когда спустились вечерние сумерки, решили прекратить работу.
Фокин все время лежал, отвернувшись к стене. Но, узнав, что с рацией ничего не получилось, сразу оживился:
— Вот не послушались меня и развлекались ненужным делом.
— А какое дело, по-вашему, нужное? Что нам следовало делать? — обернулся к нему Тогойкин.
— Полегче, герой!.. — усмехнулся Фокин.
Так прошел второй день.
I
Третье утро парни снова встретили у костра.
— Начинает светать! — сказал Тогойкин по-якутски.
— Светает! — по-детски обрадовался Вася Губин, словно только этого и ждал. — Коля, светает!