Начальник снабжения авиатрассы Эдуард Леонтьевич Фокин оказался очень веселым и компанейским человеком.
Шел общий разговор обо всем и ни о чем.
— В такой большой самолет берут так мало людей. А в авиапорту полно народу, — заметил Тогойкин.
— Э-эх, милый, ведь это же не пассажирский самолет! — Капитан Фокин широко развел руками и отрицательно покачал головой. — Это самолет не для перевозки пассажиров. Видишь, сколько груза.
— Так ведь заодно бы можно…
— И заодно нельзя, — усмехнулся в ответ Иванов. — Это только вас, секретарей, чтобы вы скорее взялись за дело, чтобы… — не договорил Иванов и почему-то припал к окошку. А когда Тогойкин поднялся, чтобы пойти на свое место, Иванов порывисто обернулся и схватил его за рукав. — Погодите, погодите, товарищ…
Тогойкин остался. Он смотрел на своих спутников и не понимал, почему они все умолкли, к чему прислушиваются, почему так, тревожно переглядываются. Он тоже прислушался, но, кроме гула мотора, ничего не услышал.
Вдруг из кабины выскочил летчик. Высокий, стройный, с орденом Красной Звезды. Он потряс за плечо того человека, который уснул, привалившись к Тогойкину, и увел его к себе.
Иванов легонько толкнул молоденького паренька и, сказав: «Губин, Вася, иди», кивком головы указал ему в сторону кабины.
Паренек с едва пробившимся пушком на верхней губе вскочил и, по-журавлиному перешагивая своими длинными ногами через тюки, скрылся в кабине.
Тогойкин поднялся, решив пройти к своему месту, а по пути разбудить девушек. Он уже протянул к ним руку, но Иванов сильным рывком за рукав остановил его и отрицательно замотал головой. Тут Николая вдруг так качнуло, что он невольно попятился и уселся на пол. Он попытался вскочить, но упал на колени. Поднимаясь и падая, он все-таки добрался до своего места, навалился грудью на сиденье и наконец сел нормально.
Самолет, казалось, то глубоко вздыхал, то вдруг захлебывался и стремительно снижался. Мотор задыхался, что-то трещало, будто машина продиралась сквозь сухой кустарник.
Тогойкин хотел обернуться и посмотреть на своих попутчиков, но в это время за окошком черными тенями замелькала таежная чаща. Только было он подумал, что они прилетели в Олекминск, как самолет внезапно вздрогнул всем своим телом, качнулся вправо, качнулся влево, снова вправо и снова влево, потом выправился, свободно вздохнул, взвился вверх, пробил черную тучу и вынырнул на неоглядный простор света и воздуха. И опять почему-то ринулся вниз, потом взмыл вверх и стал вдруг бросаться из стороны в сторону, словно желая стряхнуть с себя какую-то тяжесть. Затем последовало несколько мощных рывков, самолет резко задрал кверху нос и начал проваливаться в тьму плотной черной тучи.
Послышался пронзительный женский крик.
Обе девушки, обняв друг друга, тщетно пытались подняться на ноги. Снова черными тенями замелькали верхушки деревьев. Раздался оглушительный треск…
Больше Тогойкин ничего не помнил…
III
«Ти-и-ин! Ти-и-ин!» Откуда эти долгие, протяжные, тонкие звуки? Нет, это не в ушах звенит, а где-то в глубине мозга. Но вот уже звенит не так протяжно и не так тонко, а часто и резко, напоминая скорее не звон, а тиканье часов: «Тик-тик-тик!» И вдруг все прекратилось. Тогойкин очнулся.
Оказалось, что он лежит лицом вниз на чем-то мягком и зыбком. Отпихиваясь от чего-то локтями, раскидывая что-то руками, он повернулся на спину и сел. Держась неизвестно за что, он встал на ноги и огляделся. Передняя часть самолета исчезла, будто ее напрочь отпилили. Кажется, смотришь из глубины пещеры в жутко зияющую впереди дыру. Все кругом завалено неизвестно откуда взявшейся паклей. Вот, значит, что было в тюках, обшитых рогожей. Видно, самолет крепко ударился брюхом, потому что окна, некоторые целиком, а другие до половины, зарылись в снег.
Тогойкин устремился к свету и чуть было не наткнулся на торчащую из какого-то хлама руку. Одной рукой он схватил эту руку, будто она была протянута ему для приветствия, а другой начал отгребать в сторону паклю.
Освобожденный от навалившегося на него груза, Коловоротов довольно легко поднялся на ноги, но, сделав шаг к скамье, чуть было не упал. Тогойкин подхватил его, довел до скамьи и усадил. Тут он увидел Дашу Сенькину. Она, верно, только очнулась. Глядя куда-то мимо Тогойкина, Даша ощупывала вздыбившуюся возле нее паклю и порывисто звала: «Катюша! Катя, Катюша!»
И Катя в самом деле поднялась на зов подруги, и девушки бросились друг к другу в объятия.