— Виттория, что с тобой? — спросил я, взяв ее за руку, и увидел выглядывающие у нее из рукава темные пятна на коже. — Где это ты так ударилась? — начал я расспрашивать ее дальше, но уже в следующий миг мне и самому стало все ясно.
Девушка выдернула руку.
— Вы лучше не прикасайтесь ко мне, синьор, — тихо пробормотала она, отстраняясь, но при этом не отбегая совсем далеко. — Только позвольте мне ехать с вами дальше, прошу вас! Все ваши люди здоровы, и вы сами тоже — если бы вы могли заразиться от меня, это уже случилось бы. А я все-таки могу вам еще пригодиться…
— Ты поедешь со мной до Венеции, и там я смогу тебя вылечить, — пообещал я ей и кивнул на дерево, под которым уже рассаживались наши люди с корзинкой еды. — А сейчас отдохни. Все будет хорошо, верь мне.
Я старался, чтобы голос мой звучал уверенно и ободряюще, но сердце мое сжала ледяная рука страха.
И уж конечно я не оставил бы ее теперь, на полпути в Венецию! Не потому, разумеется, что она могла быть чем-то полезной — в таком состоянии, как сейчас, она вряд ли что-то сможет делать. Но в Венеции у нее действительно был шанс выздороветь.
Взяв из корзины кусок хлеба, я отошел от дерева и остановился на краю засеянного высокой травой луга. Самое время обратиться за помощью к отцу — он не раз говорил, что сделает для меня все возможное.
«Отец! Ответь мне!»
Несмотря на то, что я много лет сообщался с ним таким образом, легче это раз от раза не становилось. Я почувствовал, как от напряжения пот выступил на моем лбу, прежде чем понял, что мысль моя пронизала разделяющее нас пространство.
Ответ пришел сразу же: «Я здесь, Джулиано, — ответил отец. — Что случилось?» «Мы близ Феррары, в Венецию прибудем в срок. Врагов больше не встречали, но…» «Говори». «Мне нужна твоя помощь. Со мной идет девушка… переодетая мужчиной». «Я знаю». «А знаешь, что она больна? Скорее всего, той самой болезнью… Бедой».
Я все еще надеялся, что он развеет мою тревогу. Но он ответил: «Арбалетный болт, которым ее ранили, был заражен. Тебе надо было сразу дать ей уксуса». «Мы сделали это слишком поздно, только в Болонье. До этого она и сама не понимала, что больна. Отец, ей можно помочь?»
Он молчал, и я похолодел вновь. Перед моими глазами ветер катил по лугу темно-зеленые с желтыми проблесками волны. Я знаю своего отца — насколько знать его под силу человеку — будь возможно спасти Витторию, он сказал бы это сразу.
«Джулиано, я не всесилен, ты знаешь это, — вновь всплыли в моем сознании чужие слова. — Мне очень жаль, но теперь поздно что-либо предпринимать».
Горе схватило меня, как хищный зверь неосторожного охотника, и принялось терзать мое сердце.
«Отец, я убил ее! Я не дал ей сразу снадобье!» — мысленно прокричал я отчаянье.
«Успокойся, ты не виноват, от тебя тут ничего не зависело, — даже мысленно уловил я его глубокую печаль. — Вероятно, Виттория из тех немногих людей, на которых мое лекарство не действует…»
Я не хотел, чтобы он слышал мои мысли, но они бушевали во мне, и я был не в силах подавить их: «Да, отец, ты не всесилен. И ты и так много для меня сделал. И не только для меня. И сейчас ты спасаешь от смертельной болезни многие тысячи, миллионы людей… Но почему, почему ты оказался бессилен помочь не кому-то другому, а именно теперь, именно Виттории?!»
«Джулиано, прошу тебя, помни, как важно то, что мы все сейчас делаем, — снова услышал я его слова. — Ты должен доставить уксус в Венецию в срок. Если ты не сделаешь этого, сотни тысяч будут умирать так же, как твоя спутница, а их родных ждет такое же горе, как тебя».
А ведь я не говорил отцу о своих чувствах к Виттории… Да что там, я сам себе в них до этого момента не мог признаться! Я знал, что читать мои мысли он не может, или не хочет, — проверял это в свое время, когда был молодым и глупым. Но он слишком хорошо знал человеческую природу, так что, видимо, догадаться о том, что я не равнодушен к этой девушке, ему было не трудно.
Как и о том, что я не смогу допустить, чтобы другие люди — множество других людей! — страдали так же, как сейчас я.
«Отец, я сделаю все, что от меня требуется», — сказал я, не сводя глаз с волнующегося передо мной зеленого моря.
Остров Эрбаж, ночь с 31 октября на 1 ноября 1347 года
Вновь граф был во внутренних покоях своего существа.
— Я почти ничего не добился от Дориа, — устало говорил он. — Все это мы уже знали, и о старике в карете тоже.
— Зачем же ты его убил? — спросила архаического облика девушка, сидящая на стуле напротив. — Можно было частично восстановить его жизненные функции и подвергнуть более глубокому сканированию.
— Они бы искали его, — ответил д’Эрбаж. — Уже ищут. Не хотел рисковать. И потом… мне стало его жаль.
— Не понимаю, — ровно ответил искин, но развивать тему не стал. В отличие от графа, которого, похоже, она беспокоила.
— Возможно, не стоило вообще тревожить их, захватывая Дориа…
Искин молчал.
— Но он вез отраву в Геную, его надо было остановить… — продолжал д’Эрбаж. — Ладно, что сделано, то сделано.
— Они действительно пытаются выяснить, что ты предпринимаешь, — подтвердила машина.
— Я знаю, — кивнул граф. — Вокруг моих людей кишат их шпионы, мы постоянно отбиваем их вылазки. Те, которые напали в лесу на караван Джулиано, явно хотели взять пробы из бочек для своих хозяев…
— Мы это предвидели, — подтвердила девушка. — У них тоже есть искусственный интеллект, мои действия так же поддаются его анализу, как и их — моему. Здесь может быть эффективна твоя человеческая непредсказуемость и приемы алогичного мышления, с помощью которых ты осуществил доминирование надо мной. Я не была тогда готова к твоим ходам. Не будет и их искин.
— Надо надеяться, — с некоторым сомнением ответил д’Эрбаж. — Саркейцы… Они и вправду похожи на дьяволов.
— Вероятно, случайное совпадение, — ответила машина. — Вряд ли они когда-либо раньше посещали Землю.
— Мы бы знали, — кивнул граф. — А что это за гадкая тварь в его заднице?
— Искусственный симбионт. Вероятно, создан из основе какого-то саркейского арахнида.
— Мерзость, — передернулся Пастух. — Зачем он им?
— Точно сказать не могу, пока ты не предоставишь мне тело.
— Если все сложится, как должно, — кивнул граф. — Но оно мне еще понадобится, чтобы показать людям.
— Я отдам его тебе после исследования, — согласилась девушка. — Или его копию, которую люди не смогут отличить от оригинала. Пока, на основании той информации, какой я располагаю, думаю, что симбионт у саркейцев отвечает за некоторые избыточные функции организма. Например, защитное свечение. Похоже, в этом участвуют и головные отростки, похожие на рога — на самом деле это антенны-усилители. Кроме того, они явно вырабатывают вещество, с помощью которого подчиняют разумные существа. А укол хвоста, скорее всего, вводит прививку от вируса. Следовательно, тот тоже производится их организмом.
— Знаешь, единственный вопрос, который меня занимает: как, черт подери, эта тварь испражняется?!
— Очевидно, через рот… Но отходов должно быть очень мало — они совместно с симбионтом перерабатывают почти всю пищу.
— Мерзость, — повторил граф. — Но… как-то все очень сходится с тем, во что верят эти люди, которые боятся дьявола и поклоняются ему.
— Не понимаю.
— Я тоже… Но меня это беспокоит.
Пастух передернул плечами. Машина молчала, ее интерфейс не выражал ничего. Но граф все-таки продолжил, хотя понимал, что его сомнения не разрешатся.
— Люди верят в чертей — злобных рогатых и хвостатых. И вот появляются точно такие и творят зло, какое им и приписывают. И нет разницы, пришли они из ада или из космоса. Может, это одно и то же, почем я знаю… Вдруг где-то в глубине бездны сидит тот, кого люди зовут дьяволом и насылает на них всю эту нечисть, пользуясь космическими нациями как оружием.
— Твое предположение невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, — монотонно ответила женщина-искин. — У меня отсутствует информация даже о том, что находится в центре нашей галактики — не говоря уже о других.