Спортсмены отличаются от обычных людей. Именно поэтому я, откровенно признаться, не хотела, чтобы Настя росла в этой среде. И именно поэтому Нинка сделала все, чтобы ее сыновья росли на сборах и воспитывались тренерами. Ярик с Гариком получали от спорта то, что и мы с Нинкой, – выдержку, характер, выносливость, адское терпение, способность преодолевать боль, самих себя. А вот Настя, моя собственная дочь, считала, что спортивная юность сделала меня монстром.
Когда дочери было лет четырнадцать-пятнадцать, она нашла новую форму манипуляций – стала падать в обморок. Сначала даже я думала, что она придуривается, но Настя действительно теряла сознание на секунду, на две. Чаще всего из-за духоты. Иногда от переживаний.
Еще на сборах мы знали, кто как реагирует на стресс, душный зал, кто когда «включается». Я, например, отлично играла с утра. На вечерних играх ползала сонной мухой. Накануне игры вообще не могла уснуть. Мне проще было выйти на пробежку, чем в кровати лежать. Я могла отправиться гулять в четыре утра, ходить до шести и в семь уже стоять под холодным душем. Нинка же всегда спала днем. Хоть полчаса. Ей нужно было поспать обязательно, иначе она всех поубивает, и если Нинка засыпала, мы на цыпочках ходили и даже дышать громко боялись. Опять же перед игрой она спала как сурок. Нинка вообще восстанавливалась сном. Могла сутки продрыхнуть, даже в туалет не вставать, а потом снова играть. Будто во время сна ее к розетке или к аккумулятору подключали и она заряжалась энергией.
Кровь носом, обмороки считались нормальным, обычным явлением. Кровь останавливали, засунув в нос скрученный кусок туалетной бумаги. А обмороки…
Когда Настя потеряла сознание, я даже не среагировала, как положено матери. Подошла, окно открыла, полотенце мокрое принесла. Настя очнулась. Второй раз я дала ей съесть кусок сахара и лимон. В третий – шоколадку с крепким и сладким горячим чаем. В четвертый уже ничего не сделала. Как бы это объяснить – мы справлялись сами. Кому-то больше помогал сахар. Кому-то лимон. Кто-то пил обычную воду, а кто-то сладкий чай. Каждый находил свой рецепт выхода из обмороков и даже контролировал начало падения. Мы отползали, чтобы не грохнуться посреди зала и не мешать остальным тренироваться. Я даже рассказала Нинке, что Настя «плыть» начала.
– Ну, сахар в рот – и нормуль, – спокойно отреагировала Нинка. – Гормон играет.
Да и я думала так же. Для Насти же мое поведение стало настоящей трагедией. Она потом часто припоминала мне именно свои обмороки, когда я, оставив ее жевать лимон, спокойно уходила заниматься своими делами. А моя дочь, оказывается, очень боялась, что снова «поплывет». Даже как-то в истерике призналась, что из-за меня заранее ложилась или садилась, чтобы не упасть и не удариться головой об угол стола. Я опять не оценила. Что в этом такого? Мы тоже ложились под форточку напротив двери в зал, чтобы оказаться на сквозняке. Еще и сказала, что головой об пол больнее, чем об ковер. Даже малышки-гимнастки быстро учились вставать на мостик, потому что тренировались на голом полу, без матов. Два раза шмякались макушкой до звездочек в глазах, на третий учились удерживаться на руках.