Людмила Никандровна водила внучку на танцы, курсы подготовки к школе, рисование и лепку. И Марьяше все нравилось. Она была усидчивой, терпеливой, настойчивой. Ей было важно довести дело до конца. Именно поэтому она добивалась успехов. Педагоги ее обожали и хвалили за трудолюбие. Настя не появлялась даже на открытых уроках, которые устраивали на кружках для обалдевших от счастья родителей. Марьяша не искала глазами маму и не спрашивала у бабушки, почему мама опять не пришла. И она все еще оставалась психически здоровой девочкой с развитой мелкой моторикой, образцово-показательным поведением, без гиперактивности или заторможенности. Марьяша продолжала развиваться по учебнику – все вовремя. Девочка легко освоила чтение, рисовала, не заходя за края рисунка. Выбирала яркие радостные цвета. Даже логопед ей не требовался. Пока остальные дети и их родители мучились от цветения ольхи, ветрянки, бесконечных ОРВИ и прочих напастей, Марьяша лишь крепла. Ей не были страшны ни сквозняки, ни кашляющие рядом дети, ни ольха с березой и даже мед с орехами и прочими аллергенами. Недолгая прогулка под скупым столичным солнцем – и Марьяша приобретала красивый загар.
– Это здорово. А у меня аллергия на тополиный пух. Глаза слезятся. И сгораю сразу же.
Людмила Никандровна очнулась от воспоминаний и с удивлением посмотрела на Анну. Да, она по-прежнему находилась в кабинете и приветливо улыбалась. Людмила Никандровна не знала, что она произносила вслух, а что проговаривала про себя. И готова была поклясться, что Анна пришла пять минут назад, не больше. Но часы показывали, что минуло почти два часа.
– Что-то с часами. Надо батарейку поменять, – сказала растерянно Людмила Никандровна, понимая, что опять опаздывает забрать Марьяшу.
– Нет, все верно. Просто я у вас засиделась. Спасибо огромное еще раз. Вы мне очень помогаете. Всего доброго. Я запишусь на ближайшее время.
Людмила Никандровна не понимала, что происходит. Она машинально убирала на письменном столе, расставляя ручки в подставке, складывая документы и журналы в ровные стопки.
Анна улыбнулась на прощание и вроде как испарилась. Людмила Никандровна не могла бы поклясться – была ли эта пациентка на приеме или ей все почудилось. Она корила себя за невнимательность. Наверное, действительно устала, раз опять так легко выключилась. Заработалась. Да и мысли были заняты то Настей, то Марьяшей. А еще мамой. Брат звонил вчера, пьяный, требовал забрать мать. Иначе он сдаст ее в местную психушку. И Людмила Никандровна ни минуты не сомневалась, что он это сделает.
Иногда по вечерам она думала о том, что заслужила проблемы с Настей. Потому что сама оказалась плохой дочерью и ей все возвращается сторицей. «Карма», – говорил бывший зять. «Ответочка прилетела», – сказал ей один пациент, который не мог найти общий язык с сыном и считал, что это закономерно – он тоже не общался с собственным отцом.
Три месяца назад Людмила Никандровна отправила свою пожилую, страдающую деменцией мать домой. И все три месяца каждую минуту корила себя за этот поступок. Но тогда, три месяца назад, ей казалось, что это единственный выход. Да и мать каждый день, каждую минуту спрашивала, когда они наконец уедут из Москвы, когда вернутся домой. Ведь там поди огород совсем зарос. А соседи наверняка яблоки обобрали и малину тоже. Но ведь ни за что не признаются.
Никаких кустов малины, никаких яблоневых деревьев у них, конечно, не было. Видимо, память сохранила совсем старые воспоминания, из раннего детства.
Мама перестала узнавать свою дочь Милу где-то полгода назад. Иногда, правда, случались проблески, но лучше бы их не было. Мать, думая, что перед ней посторонний человек, становилась ласковой и милой старушкой, бабушкой, а если знала, что с ней близкие, превращалась в злую, раздражительную старушенцию. Придиралась по мелочам, кричала, что Мила ее в гроб загонит своими таблетками, лишь бы дом оттяпать у брата. Но пусть она не рассчитывает, завещание она составила, и там все на сына. Только на него.
Людмила Никандровна говорила «да, мама», конечно, хотя никакого завещания и в помине не было, а дом давно превратился в сарай.
– Витя где? – спрашивала мать.
Она просыпалась с этим вопросом и засыпала. Людмила Никандровна обычно отвечала или «ушел» или «скоро придет». Мать тут же успокаивалась и заводила любимую песню про то, что ее сын Витя работает с утра до ночи, то одна работа, то другая, а Милка лентяйка. С детства такая. Или мячик бросает, или, как сейчас, уходит на три часа. Что ж за работа такая, чтобы на три часа уходить? Да еще и находятся дураки, которые платят Милке за то, что она им мозги промывает. Ну ладно, они больные, что с них взять? Но как у Милки рука поднимается брать деньги? За что? За языком почесать?