– А та самая перфекционистка? Что с ней стало?
– Светка? Она убивалась на тренировках, жопу рвала, уж извините за выражение, сейчас работает тренером, и не знаю, как ее вообще к детям подпускают ближе чем на сто метров. Она не вышла замуж, не родила детей. Перфекционистка, которая издевается над детьми и мочалит их так, что я бы ей давно голову оторвала. Но ей досталась пара талантливых девочек, которые пробились в юношескую сборную. Просто случай, повезло. Из двадцати девчонок одна точно попадается со способностями. Вот и Светке повезло. Она стала вдруг популярным тренером. Это не ее заслуга, хотя кто знает? Есть мнение, что лучшими тренерами становятся не звезды, не олимпийские чемпионы, а такие вот середнячки с неудовлетворенными амбициями. Ну и ей не жалко детей. Совсем. Они для нее материал – пластилин, глина, – из которого можно лепить. А если не получается, то не жалко скомкать и выбросить. Ведь всегда можно взять новый кусок. Наш тренер, Димдимыч, кстати, ее не подпускал даже к малышам, с которыми мы иногда занимались. Светка плевать хотела на технику, стратегию, мозг, она делает из детей машин, роботов. Я видела одну ее тренировку – дети вообще не понимают, что происходит на площадке. Мне их жаль. Димдимыч учил нас думать и видеть красоту в умных и техничных комбинациях. Не знаю, что я вдруг его вспомнила и почему вообще вам об этом рассказываю.
– Мне интересно. Продолжайте, пожалуйста. А как вы стали врачом? Почему именно врачом, а не, как вы говорили, бухгалтером?
– Спортивная квота. Играла за сборную института. В тот год спорт был на подъеме, все институты старались заполучить к себе спортсменов. Просто повезло. И Димдимыч помог. Это была его заключительная игра как тренера.
Людмила Никандровна Морозова, врач-психиатр, смотрела на сидящую перед ней женщину и не понимала, с чего вдруг так разболталась и почему обычный прием превратился чуть ли не в исповедальный монолог, причем не со стороны пациента. И что вообще на нее вдруг нашло? Вряд ли дело в пациентке, которая в ее услугах, откровенно говоря, не нуждалась вовсе. Но таковы были последние тенденции, которые Людмила Никандровна как врач могла только приветствовать. Мода на психологов, большую часть которых составляли самоучки-домохозяйки, желавшие стать дизайнерами или писательницами, но вдруг решившие, что все понимают в человеческих душах, к счастью, начала проходить. Людмилу Никандровну раздражало не столько поветрие на псевдоцелителей, сколько неправильное написание специальности. У нее на приеме была одна такая доморощенная психологиня, которая тут же вручила визитку, на которой значилось «психиато́р».
– У вас ошибка, – указала Людмила Никандровна.
Дамочка что-то говорила, а Людмила Никандровна искренне ей завидовала. Этот синдром, когда ты считаешь, что абсолютно все понимаешь в профессии, обычно настигает студентов после первой сессии. После второй, летней, они спят с медицинской энциклопедией и находят у себя все болезни сразу. Но эта пациентка застыла на стадии всезнания. Людмила Никандровна поражалась, даже восторгалась, непогрешимой уверенностью этой дамы в собственных знаниях. Она считала, что на основании личного опыта – «целых трех лет брака» – может специализироваться на семейной психотерапии. И пришла на прием к психиатру, чтобы разобраться в синдроме Мюнхгаузена, который тоже вошел в моду. Все находили этот синдром или у себя, или у близких. Дамочка даже выучила слово «делегированный» и старалась использовать его в речи как можно чаще.