Сегодня она почему-то нарядилась, словно на первый экзамен, и была сама на себя не похожа. Длинные темные волосы были забраны в пучок, и правильные, классические черты лица казались слишком строгими, а глаза — немного печальными. Белая в горошек блузка (Мишель говорила, что в ней Эмили похожа на старую деву) ярким пятном выглядывала из-под пальто, а завершали наряд туфли из белой кожи.
Иден одобрительно оглядела ее и кивнула, будто соглашаясь с невысказанной мыслью.
— Ну что ж, вот так все вышло. Будь счастлива, Эми.
— Мам, ну что ты, ведь это ненадолго.
— Да-да.
Словно пытаясь оправдаться, Эмили кивнула на небольшую дорожную сумку, стоявшую возле ног.
— Я скоро вернусь. Смотри, как мало вещей. Мы еще не раз увидимся, прежде чем я перееду туда навсегда.
— Когда бы ты ни забрала последний мольберт со студии, «навсегда» происходит именно сейчас.
— С чего ты взяла? — наивно подняла брови Эмили, хотя в глубине души понимала: врать не получается.
— Ты прощаешься с городом. Не пытайся обмануть ни себя, ни меня. Твое сердце уже в Нью-Йорке.
— Мама, ну какое это имеет значение?
— Я остаюсь одна. Да… наверное, я это заслужила.
— Скорее захотела.
— Может быть. В любом случае я желаю тебе удачи, Эми.
— Спасибо, мама.
Обе немного помолчали. Иден выпрямилась.
— Знаешь, я лучше пойду. Иначе расплачусь. А нам обеим это ни к чему.
— Хорошо, иди. — Эмили неловко улыбнулась, шагнула было обнять мать, но смутилась и передумала. — Я тоже желаю тебе удачи, мам.
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Ну, пока.
— Пока.
Иден пошла прочь по длинному перрону, а Эмили шагнула к дверям вагона. Ей хотелось плакать. Да что там плакать — рыдать в голос. Это невозможно, это нелепо и не умещается в голове: впервые в жизни она остается совсем одна. Без матери. И Иден — тоже одна. Они обе не выносят одиночества и сознательно обрекают себя на него. Зачем?
Зачем она уезжает? Какая призрачная свобода манит ее, какие призрачные надежды и иллюзии не дают покоя? Чушь. Все это чушь! Нет ничего важнее внутреннего голоса, а он сейчас кричит, он душераздирающе вопит: оставайся!
Эмили обернулась — маленькая хрупкая фигурка матери быстро удалялась. Она шла не оборачиваясь, как всегда расправив плечи и высоко подняв голову.
Нужно остаться! Нельзя бросать ее! И она уже сделала было решительный шаг, как вдруг почувствовала, что кто-то сзади сжал ее плечи, и чуть не упала от неожиданности.
— Что за черт!
Она резко обернулась, готовая растерзать глупого шутника, но гнев мгновенно испарился: перед ней стоял Ричард. Собственной персоной.
Они давно не виделись, и теперь, несколько месяцев спустя, он показался ей еще красивей, чем раньше. Ослепительная белозубая улыбка его как всегда обезоруживала, под тонкой тканью толстовки играли сильные мускулы, и Эмили хорошо знала, что на ощупь они гладкие и упругие. И глаза. Его глаза всегда сводили ее с ума. В них была страсть, лукавство, какая-то надежда, иногда робость и наивность и много, много глубины. Они казались Эмили бездонными. Для мужчины, демонстрирующего одежду в глянцевых журналах, это не совсем подходящие глаза.
С ответным восхищением оглядев ее с головы до ног, он присвистнул.
— Ты потрясающа в новом амплуа бизнес-леди! Я тебя обожаю! — И, не дав ей опомниться, он обнял и поцеловал ее в волосы.
— Зачем ты пришел? — Эмили раздраженно бросила сумку ему под ноги, пытаясь таким образом создать хоть какую-то преграду. — Зачем ты меня ищешь? Я сказала тебе позавчера…
— Ну что ты, девочка! Успокойся.
— Я не желаю тебя видеть, Рич. Мы больше не друзья.
Он приподнял ее за плечи, заглядывая в глаза.
— Это стало слишком серьезно для тебя?
— Нет! Отпусти.
— Эми, я не думал, что ты придаешь такое значение нашим встречам. Честно. Я думал, у нас так… по-приятельски.
Она отвернулась.
— Рич, мне надо идти. Поезд сейчас отправится. И давай договоримся: это большой город и там достаточно дорог, по которым можно ходить не пересекаясь.
— Я бы рад, но…
— Рич, я серьезно!
— Видишь ли, Эми… — на щеках его заиграли ямочки, — я тоже еду в Йорк.
— Ты говорил.
— Значит, на несколько часов пути наши уже пересеклись.
— Послушай, мы взрослые люди и можем… Подожди… Ты едешь в Нью-Йорк?
— Да-да. — Он откровенно улыбался, ожидая, когда до нее дойдет смысл его слов.
— Ты сейчас едешь в Нью-Йорк?
— Да, милая. На этом самом поезде.
Эмили пошатнулась.
— Так что, как видишь, я не преследую тебя. Просто пришел занять свое место в вагоне второго класса.
Она сосредоточенно сдвинула брови.
— Второго?
— Да. Ты, конечно, едешь первым?
— Разумеется.
— Ну вот, Эми, еще одно доказательство, что наши пути пересеклись случайно. Если бы я знал, что ты поедешь, то не стал бы экономить и купил билет рядом с тобой. Но я могу прийти к тебе в купе, мы закроем дверь…
— Ричард!
Он захохотал.
— Ну не злись, не злись. Я пошутил. Хорошо, я принимаю твое требование. Давай попробуем не встречаться в Нью-Йорке. Только я сомневаюсь, что это получится.
— Почему?
— Хотя бы потому, что наш путь туда уже оказался совместным. Ха-ха-ха. Не грусти, Эми. Еще увидимся! — С этими словами он убежал в другой вагон, подхватив на лету свою небольшую сумку.
Эмили с досадой топнула ногой, глядя ему вслед. Он просто невыносим! Еще и издевается! Скорее всего, ему прекрасно известны ее чувства (Иден всегда говорила, что по ее лицу можно читать, как по книге) и теперь он решил поупражняться на ней, как нужно грамотно сводить девушек с ума. Как будто у него и без того недостаточно поклонниц!
— Мисс, вы едете? — услышала она голос словно из другой реальности. — Поезд отправляется.
— Что? Да, конечно. — Она зашла в вагон. Вот так всегда. Стоит ей только задуматься о Ричарде, и она забывает, где находится, зачем пришла и что нужно делать. Словно впадает в гипноз, выйти из которого потом чрезвычайно трудно.
Скрипнув зубами, она направилась в свое персональное купе — архаичное удобство, придуманное в незапамятные времена. Если скоростной поезд идет три с половиной часа, зачем закрываться в отдельном купе?
Но за время пути можно переделать множество полезных дел. Например, почитать. Или помечтать. Рич предложил уединиться в купе. Хорошая шутка. Только им не хватит времени до Нью-Йорка. Вот если до Лос-Анджелеса и обратно… И не в силах больше сдерживать переживания, Эмили всхлипнула.
Когда же это кончится? Неужели все сначала? Рич…
Это нельзя было назвать любовью, да Эмили и понимала, что не любит его. Это нельзя было назвать увлечением, потому что просто увлечение не отнимает у людей столько душевных сил и не приносит столько муки.
Но и страстью это тоже назвать было нельзя. Страсть имеет обыкновение проходить или по крайней мере ослабевать со временем. Их с Ричардом отношения были чем-то иным, не поддающимся определению, не вписывающимся ни в какие земные законы физики и логики.
Пожалуй, отчасти он был прав, называя это дружбой. Потому что основную часть календарного времени они просто общались как хорошие приятели. Болтали на разные темы, избегая лишь одной заветной, которая заставляла Эмили глубоко страдать, а Ричарда как будто не интересовала вовсе.
Но проходило какое-то время, и, случайно встретившись в одной компании в каком-нибудь клубе, оба безнадежно понимали: снова оно. Какая-то дьявольская искра проскакивала между ними, и вот уже, не помня себя, не видя никого вокруг, они, как два шамана, начинали свой колдовской танец. Это был красивый танец-поцелуй, не оставлявший им выбора: больше они не принадлежали себе и были не вправе распоряжаться собственной судьбой.
Так начинался новый виток страсти, который никогда не обманывал и неизменно приводил к одному и тому же: едва успев вбежать в квартиру Ричарда, они набрасывались друг на друга.