Глянь-ка, Машка вона - с мужиком пришла и платок новый...
А Ромка в Германии стал еврей (так он пишет в своих мемуарах - с немного виноватой обаятельной своей улыбкой - ну понятно же, ребята - Запад, бабки, тяжело в общем,).
Из-за тебя, сука, я прожила тринадцать лет в Америке, и со мной случилось, все, что случилось.
А ты поиграл год в Заграницу и вернулся. Теперь я тоже вернулась, и мы мирно гуляем по каналу Грибоедова - оказывается, мы друг по другу соскучились. Что тут скажешь?
Уж если ты, бродяга безымянный
Смог обмануть чудесно два народа,
То должен быть, по крайней мере,
Достоин своего обмана...
Все мы нынче и Змей и Невеста. Напиши мужскую историю про Гришку Отрепьева, а я - женскую про Парашу Жемчугову. Пусть снимут кино и поставят спектакль.
Там, в Америке я видела другое - я видела русских женщин - "еврейских подстилок", которые сначала принимали на себя все, что было за это положено тут - увольнения с работы, сидения в отказе, издевательства в Овире и т.д., а потом там - в Хеасе - гордо доставали свой нательный крест - и прощай Найана с ее деньгами, бесплатными курсами и ортопедическими матрасами.
- У нас - только для евреев, а вам - в Толстовский фонд - там денег не дадут, но иногда могут выдать шкаф или табуретку.
И шли они мыть полы, пока другие шли на курсы английского.
Единственный комментарий - у всех этих теток - все в Америке сделалось хорошо - и с деньгами, и с любовью, и с детьми. Господь их все же разглядел. Нужно об этом сказать, не плачь по ним, Россия.
Меня редко спрашивают, почему, я уехала. Разве что Митьки иногда. А в основном спрашивают - почему вернулась.
- Совсем что ль спятила? В Питер! Нет, ну в Москву - это понятно, но сюда, в болото!
- "Чего сидишь, чего сидишь?" Живу я тут!
Пушкин упал, и Яблоко упало. Осталась одна Курица - подозрительно похожая на самолет. Вот мы и полетели. Теперь через 13 лет, я уж знаю чего кому отвечать. Для этого нужно было прожить 3 года возле самой большой в Америке русской библиотеки, там было и все дореволюционное и все эмигрантское и три года слушать и слушать эти голоса мертвецов - на рассыпающейся под пальцами желтой бумаге.
Почему мужчины ищут ответа на все вопросы в философии?
Почему они так уверены что Фуко, Хайдеггер, Будда или свод законов династии Дзынь - помогут им разобраться в том, что же случилось в селе Горюхине или в городке Верхнее Подвздошье в 1918-м году?
Нет, помогут только голоса из-под земли - ТОЙ САМОЙ, а они есть, и их несметное множество.
Три года я жила неработающей женой профессора-слависта в Мид-вест Индиане - американской глубинке, в 15-и милях от центра Ку-Клукс-Клана Мартинсвилля. Это с моей-то неарийской физиономией! Вот повезло!
Там Америка из пьес Сэма Шепарда - ихнего Чехова. Там фермы, на которых не только отцы ебут дочерей, но и мамаши, сыновей, потому что вокруг - на много миль - никого, только иногда заедет пастор, тогда его тоже ебут. Потом детей-внуков душат и закапывают на заднем дворе. Вокруг - нищета. "Белая шваль" так это обычно переводят.
В баре они набьют тебе морду, если у тебя черные глаза и волосы, не за то, что ты - еврей, (нет, ТЕ - с двумя головами, они забрали все золото у народа и живут в страшном НЬЮ-ЙОРК ГОРОДЕ, в котором мы никогда не были и даже пролетать над ним боимся.) Нет, тебе начистят чайник за то, что ты ближний враг - реальный "католик-итальяшка". Все живут в трейлерах и все в клетчатых фланелевых рубашках. Это - Шепард.
После Индианы понимаешь, что нью-йоркская "Черная шваль" - это просто тихие зайчики.
Есть еще Техас - тамошние казаки.
(Глухие заборы, злые псы и кружку воды выносят на ржавой цепи. Ненависть к каждому, кто говорит с каким бы то ни было, акцентом - даже с акцентом соседней губернии). Оказывается все это отлично можно устроить и без заборов, и без псов. Мы однажды потерялись с мужем в маленьком техасском городке, подъехали к какому то дому - дорогу спросить, и дядька выбежал с ружьем, щелкая затвором. Хорошо у меня реакция мгновенная - я окошечко в машине закрутила со скоростью света и заорала, как резаная:
Дави на газ!!!
Эти гордятся:
- Америка - это мы!
И вполне по праву. Крепкая кость - как и наше казачество. Да, и тем и другим есть, чем гордится. Но гордость - родная сестра гордыни, а гордыню христианский Бог, которому молятся и те, и другие - не шибко жалует...
В Индиане, в университетском городке Блюмингтон находится самая крупная в Америке русская библиотека. Мой дом был в 10-и минутах ходьбы от нее. Наверное, поэтому и машину водить не выучилась - в супермаркет мы с дочкой ходили пешком, дочка придумала связывать целлофановые мешки по две штуки и вешать на плечи - оказывается это старый деревенский способ, а больше мне никуда было не нужно в этом городке - только в библиотеку.
Вот оно - знание, ответы на все вопросы, голоса из-под земли, из-под
МОЕЙ русской земли - они были рядом; вышла из дома и через 10 минут уже слушаешь крик, стон или неторопливый рассказ...
Вот питерский профсоюз железнодорожников - одна из последних, яростных попыток несуществующего рабочего класса все же осуществиться.
Вот продотряд - во главе двоюродный дедушка, он "за хлебом для детей питерских рабочих", он почему-то твердо уверен, что если голодать будут дети не в Питере, а в деревне Малые Хренки, то в мире от этого прибавится счастья и справедливости. В результате, дети поумирали и в деревне, и в Питере, да и своих детей двоюродный дедушка не уберег.
А вот - Батька Махно идет себе по Парижу:
- Месье, купите марионетку!
Он, оказывается - Папа Карло!
И Русский Париж шел, плача, за его гробом.
А убийцу Петлюры, оправданного прямо в зале суда, вынесли на руках и забросали цветами. Тоже Русский Париж. А из телевизора, учебников по истории и прогрессивного фильма "Россия, которую мы потеряли" смутно представляется что "Махно-Петлюра" - это некое общее неприятное животное о двух головах.
Вот " Красная книга" - донской казак написал историю погромов в Гражданскую войну, и Господь пожаловал его за это смертью от старости, редкость для того поколения - дар Господень чистой душе, а может он денно и нощно мечтал о смерти - там в Париже?
Вот мой дед - красный матрос, еврей, атеист - учит меня семилетнюю молиться Николе Морскому:
- Святой Никола внучку русского моряка никогда в беде не бросит!
...И бросала его молодость на кронштадский лед. А других на "Белую лошадь" и "Красную горку".
Все уже мертвы, и победители и побежденные, но нам издали если что и видно - то только кровь, а любовь уж вовсе не разглядеть. А из-под земли о любви говорят не меньше, чем о крови.
Я прочла не только печально известное тем, что его никто не осилил, "Красное колесо", (и еще больше прослыла городской сумасшедшей, утверждая, что это замечательная книга - о любви; смеются, а ведь на всей земле, до конца дочитали, только я да Дора Штурман, учительница-пенсионерка из Израиля - говорят, есть еще какая то Ленка в Париже - надо бы с ней списаться), но и все источники, коими пользовался Исаич. Все эти стоны из могил впечатляют, но сантиментов лишают начисто: уже ни над кем не заплачешь - от излишнего знания перестаешь видеть малые слезки - все выстраивается в одну огромную мозаику, которую укладывает кто-то с умыслом и четким рисунком, в результате своих ученых штудий, полностью в идею этого рисунка въехала и теперь отвечу за козла, каждому, у кого найдется хотя бы полчаса - послушать, но человеки в результате, превратились в моем сознании в цветные кусочки смальты - и как же их теперь пожалеть?
Вот и приходится жалеть только ближнего своего - кто поближе подвернется - изблизи хорошо видать, что это не божье стеклушко, а напротив "хьюмен бин" - человечья фасолина.