И он откусил от шаурмы еще кусок. Волин некоторое время сидел молча, как будто что-то обдумывал.
– Ну, мафия – это все лирика и Голливуд, а для уголовного дела нужны фактические основания, – сказал он наконец. – Как вышло, что вы взялись за Голочуева?
– Были основания, – загадочно отвечал Шарапов. – Дело завели еще в двадцать первом году. И, надо сказать, вели с пониманием, с толком, с расстановкой. Раскрыли коррупционную схему, в которой участвовал со всеми положенными распилами и откатами голочуевский отдел, посадили на скамью подсудимых зама Михал Иваныча и еще одного работника отдела, который во всей этой малине играл не последнюю роль.
– А Голочуев? – Волин смотрел на коллегу очень внимательно.
– Ты не поверишь, – с каким-то даже восхищением отвечал Шарапов, – оказался чист, как стеклышко. И вообще ничего не знал о преступных махинациях.
Старший следователь, конечно, не поверил. Не может такого быть, сказал. Это что же выходит, глава отдела не знал, что у него в отделе творится?
– Выходит, не знал, – кивнул Шарапов. – И даже не догадывался. Уж мы крутили, вертели – ничего. И остальные фигуранты молчат о нем, как воды в рот набрали. Хотя, ты же понимаешь, работали с ними очень плотно. В общем, в конце концов, голочуевских чиновников мы довели до суда, а производство по самому Голочуеву пришлось закрыть.
– А не поторопились вы? – прищурился Волин.
Смоленский коллега точно так же прищурился в ответ.
– Что, думаешь, заинтересовали нас?
– Я такого не говорил, – поднял руки Волин.
– И напрасно, – ухмыльнулся Шарапов.
Орест Витальевич поднял брови. Выходит, все-таки заинтересовали?
– Точно, – кивнул майор, – заинтересовали. Только не нас.
– А кого?
– А я почем знаю? Просто в какой-то момент сверху поступило указание отпустить голочуевскую душу на покаяние.
– С какого конкретно верха? – уточнил Волин.
Майор развел руками: им не докладывали, просто, так сказать, поставили перед фактом. К тому же и Голочуев из Смоленска уехал, в Москву пошел, на повышение. В общем, дело положили под сукно и совсем было про него забыли, но тут…
– Что? – Волин перестал жевать.
Тут, по словам Шарапова, случилось сразу несколько неожиданных событий. Во-первых, в марте 2023 года их губернатор заявил о досрочном прекращении полномочий. На освободившееся место, как легко догадаться, назначили врио губернатора.
– А новая метла, сам понимаешь, по новому метет, – заметил майор, утирая губы бумажной салфеткой. – Тем более, что врио этот – не просто врио, а так сказать, наш коллега… Кстати, анекдот советский про коллегу слышал?
– Нет, – покачал головой Волин.
– Хороший анекдот, жизненный, – засмеялся Шарапов. – Слушай. Над речкой мост, на мосту стоит милиционер. Под мостом по реке плывет говно. Увидело говно милиционера и кричит: «Здорово, коллега!» Мент обиделся: «Какой я тебе коллега?» А говно ему и отвечает: «А как же? Мы ведь с тобой оба из внутренних органов!»
И майор снова засмеялся. Волин только головой покачал: вольные у вас тут нравы, в Смоленске.
– Эх, до Бога высоко, до царя далеко, – заметил Шарапов. – Это у вас там в Москве большой брат не спит, а мы тут сами себе большие братья.
– Так ты начал про врио губернатора рассказывать, – напомнил ему Орест Витальевич.
Да, про врио. Врио этот оказался человек непростой. В 2005 году закончил Академию экономической безопасности МВД, защитил там кандидатскую диссертацию. На этом не остановился, изучал право в Финансовом университете при правительстве Российской федерации. Занимал разные правильные посты и с каждым годом рос выше и дальше. В общем, в губернаторы пришел человек компетентный, объединяющий в себе силовую и финансовую линии.
– Главное дело, что государству сейчас кровь из носу деньги нужны, – толковал Шарапов, открывая вторую бутылку пива. – Все эта хрень с санкциями и остальное прочее, сам понимаешь, бюджет страны не красит. Вот мы и взялись за всякие старые, недорасследованные дела, которые сулят финансовую перспективу. Может, для отдельно взятого коррупционера миллиард – деньги не такие большие, у него этих миллиардов наверняка куры не клюют. Другое дело – государство. Одного коррупционера разбуружуинили, второго, третьего – глядишь, на годовой бюджет страны и набежало.
Усмехнувшись собственной шутке, майор продолжил рассказ. Помимо смены областного руководства, случилось и еще одно важное событие, а именно: зама Голочуевского, фамилия ему Коротайский, нашли в СИЗО мертвым.
– Как – мертвым? – спросил Волин.
– Сильно мертвым, – веско отвечал майор, перегибаясь к собеседнику через столик и понижая голос. – Очень-очень мертвым.
– Да я не о том, – отмахнулся старший следователь. – В каком виде его нашли: убийство, самоубийство, следы насилия на теле – как?
Шарапов откинулся на стуле и смотрел теперь на собеседника, слегка улыбаясь. Волин почувствовал легкое раздражение – провинциалы с их комплексом неполноценности в сочетании с манией величия могут довести до белого каления самого терпеливого человека. Ничего, спросим еще раз: в чем именно была причина смерти?
– Темное дело, – не без удовольствия отвечал Шарапов. – По виду вроде как самоубийство, пописал себя острым предметом, который неизвестно как в камеру попал.
– А на самом деле?
– А на самом деле – черт его знает. Ну, чего, в самом деле, ему самоубиваться? Статья экономическая, срок не так, чтобы сильно большой. Амнистия, опять же, грядет. А если даже и не попадал покойник под амнистию, все равно – отсиди полсрока и на УДО подавай. А он – самоубился. Где логика? Чего, спрашиваю, испугался человек?
Волин думал не больше пары секунд.
– Намекаешь, что в связи с повторным возбуждением дела Коротайский мог проговориться? И кому-то, например, Голочуеву, это показалось опасным?
Майор вздохнул: все может быть. Так или иначе, дело вышло за рамки их компетенции, и им понадобилась помощь Главного следственного управления СК. И именно поэтому сидел теперь Шарапов перед светлыми очами майора Волина, надеясь, что совместными усилиями они-таки выведут на чистую воду все коррупционные аферы господина Голочуева и аффилированных с ним структур.
– Но ты, Орест Витальевич, имей в виду одну вещь, – Шарапов подвинулся к Волину и понизил голос. – Налим – рыба скользкая, а Голочуев – в два раза против него увертливее. И вот еще что.
Он вытащил из кармана и положил на стол DVD-диск в прозрачной плоской коробочке. Волин посмотрел на коллегу вопросительно.
– Это запись нашей местной телепрограммы «Частное расследование», – объяснил тот. – Борзые журналюги, носом землю роют. Там как раз и про Коротайского покойного, и про Голочуева, и про всю эту гнилую историю в доступной и сжатой форме. Конечно, как обычно у телевизионщиков, глупостей хватает, но есть и важные вещи. Посмотри на досуге, не пожалеешь…
Весь этот разговор вспоминал сейчас старший следователь Волин, нажимая звонок рядом с дверью скромного коричневого оттенка – за такими в советские времена предпочитали жить пенсионеры и служащие.
С полминуты, наверное, было тихо, потом из-за двери раздалось сакраментальное: «Кто там?»
Волин понимал, что его сейчас разглядывают через видеофон, и, хотя он был не в форме, а в штатском, не стал морочить клиенту голову и представляться соседом снизу или еще каким-нибудь почтальоном печкиным. Во-первых, это было бы незаконно, во-вторых, он ведь не арестовывать Голочуева пришел, а пока что мирно пообщаться.