— Как называется этот ручей?
— Он называется Кокшут.
— А большая гора справа?
— Овербло.
Еще пять минут, и мы увидели первый дом, маленький и одинокий, построенный из щебня и известняка.
— И этот дом имеет свое название?
— Конечно. Он называется Броундоун.
Еще десять минут ходьбы, в продолжение которых мы все более углублялись в таинственные зеленые изгибы долины, и великое событие дня свершилось наконец. Финчев мальчик указал вперед кнутом и сказал (даже в эту торжественную минуту ограничиваясь тремя словами) :
— Вот мы пришли. Там вот Димчорч.
Я стряхиваю с платья известковую пыль. Я испытываю сильное и совершенно тщетное желание поглядеться хоть в осколочек зеркала. Ведь местные жители (человек, по крайней мере, пять-шесть) собрались по полученному от сторожей известию, и я как женщина обязана произвести на них по возможности приятное впечатление. Мы двигаемся вперед по узкой дороге. Я улыбаюсь местным жителям. Они в ответ глазеют на меня. С одной стороны дороги я замечаю три-четыре домика и пустырь; затем трактир под названием «Перепутье» и опять пустырь; затем крошечную мясную лавку: в витрине кровавые куски баранины на синем блюде и больше никакого мяса; затем опять пустырь и опять горы, значит, с этой стороны дороги конец селения. На другой стороне сначала тянется невысокая каменная ограда фермы, далее виднеется также несколько домиков, из которых один, почтовая контора, носит на себе печать цивилизации. В почтовой конторе можно приобретать разные вещи, потребные для жизни, как, например, сапоги и ветчину, сухари и фланель, кринолины и религиозные трактаты. Далее опять каменная стена, сад и частный дом — дом приходского священника. Еще далее, на склоне, маленькая ветхая церковь с крошечною белою колокольней, на которую надета, как шапка, остроконечная крыша из красной черепицы. За всем этим опять горы и небо. Вот и весь Димчорч.
Что же сказать о жителях? Полагаю, надо сказать правду. Я заметила между жителями одного настоящего джентльмена, и этот джентльмен был пастушья собака. Она одна приветствовала меня на новом месте. Она с большим усердием виляла коротким хвостом и дружелюбно совала мне в руку свою честную пеструю морду. «Добро пожаловать в Димчорч, госпожа Пратолунго! Извините этих мужиков и мужичек, которые стоят и глазеют на вас. Бог, сотворивший нас всех, сотворил и их также, но не так удачно, как нас с вами». Я принадлежу к числу немногих людей, умеющих читать язык собак на их мордах, и верно передаю речь собаки-джентльмена в этом случае.
Мы отворили ворота приходского дома и вошли. Так благополучно кончилось мое сухопутное плавание по Соут-Доунским горам.
Глава III
БЕДНАЯ МИСС ФИНЧ
Приходский дом в одном отношении похож был на рассказ, который я пишу: он состоял из двух частей. Первая, передняя часть, сложенная из вечного здешнего камня и щебня, не заинтересовала меня. Вторая часть, уходившая назад под прямым углом, имела старинный вид. Тут был когда-то, как я потом узнала, женский монастырь. Тут были узкие готические окна и темные, обитые плющом, стены из старого камня, подновленные местами красным кирпичом. Я надеялась, что войду в дом с этой стороны. Но нет. Мальчик, остановившись на минуту, как бы в раздумье, что со мной делать, повел меня к двери, находившейся в новейшей части строения, и позвонил. Растрепанная горничная впустила меня. Может быть, принимать гостей было для нее непривычным делом. Может быть, ее сбило с толку внезапное нашествие грязно одетых детей, ворвавшихся в переднюю и так же быстро убежавших снова во внутренние комнаты, испуская крики при виде незнакомого лица. Как бы то ни было, горничная, по-видимому, тоже недоумевала, что со мной делать. Посмотрев пристально на мое «иностранное» лицо, она вдруг отворила дверь в стене коридора и впустила меня в маленькую комнату. И тут двое детей в грязных платьях вырвались с криком из предложенного мне убежища. Я назвала себя по имени, как только могла громко, чтобы можно было расслышать мой голос. Горничная словно испугалась длины этого имени. Я дала ей мою карточку. Горничная взяла ее грязными пальцами, поглядела на нее, как на какую-нибудь редкую диковинку, повернула ее, аккуратно отпечатывая на ней свои пальцы, и, вероятно, потеряв надежду понять хоть что-нибудь, вышла из комнаты. Она остановлена была за дверью, как поняла я по звукам, новым вторжением детей в переднюю. Послышался шепот, хихиканье, громкий стук в дверь. Надоумленная, видимо, детьми и, несомненно, возвращенная ими, горничная стремительно вошла снова.