Она почти не спала этой ночью — все смотрела в неверном свете свечи на портрет, найденный в иконке, и не могла дождаться утра, чтобы тут же расспросить мать об этой женщине.
— Господи, помоги мне! Пусть все тайное стать явным! — прошептала Лиза, прежде чем войти в комнату матери.
— Лизонька, родная моя! — Долгорукая широко раскинула руки, словно ожидая, что маленькая Лиза сейчас и бросится к милому другу маменьке на шею. — Ты поела кашку? Кашка сладкая, вкусная-превкусная!
— Маменька, я уже давно не ем по утрам кашку. Я выросла, и вы недавно силой выдали меня замуж за старого картежника и проходимца!
— Тебе не нравится кашка? И пусть — я тебя не стану неволить. А играть-то ты любишь? Когда за вами заедет наш любезный сосед Иван Иванович? Вы все так чудесно проводили время в его имении?
— Иван Иванович уже больше ни за кем не заедет, маменька. Вы отравили его. Вы его ненавидели. Его и папеньку. За то, что они обманывали вас.
— Лиза! — погрозила ей пальцем Долгорукая. — Лиза, ты не смеешь говорить так об отце. Он самый прекрасный человек на свете! И у нас с ним трое детей!
— Маменька! Папы больше нет — его вы тоже убили!
— Вспомнила! — Долгорукая многозначительно подняла вверх указательный палец и потом им же поманила Лизу к себе.
— Слава Богу, — выдохнула Лиза.
— Я видела, как мышь родила мышат! — таинственным шепотом произнесла Долгорукая. — Она тут бегала, бегала, бегала, бегала… А потом распласталась и родила мышат. Таких маленьких, не больше ноготка. А я сказала кухарке, чтобы она их бросила в нужник! Это я — я их убила! Я убийца! Нет мне прощения! Нет!
— Да что же это такое, маменька! — с отчаяньем в голосе воскликнула Лиза. — Почему же вы не слышите меня?! Я же говорю вам — папа умер.
— Да что ты говоришь, да ты в своем уме? Петя умер? Мой Петруша умер? Любимый мой, любимый мой муж! Да на кого же ты меня покинул? Ой, Петенька, ой… — принялась убиваться Долгорукая. — Где, где Петруша? Я хочу его видеть. Он в Москве?
— Он скончался.
— А как же я? Как же мои малютки, мои маленькие деточки?
— Мы давно уже взрослые и самостоятельные люди.
— Я осталась одна? — Долгорукая потерянным взглядом обвела комнату. — И некому позаботиться обо мне? Ох, лишенько…
— Мама, мне нужно вам кое-что показать, — Лиза достала из кошелька найденную в пустом гробу отца иконку и подала ее матери.
— Ой! — обрадовано взяла иконку в руки княгиня, и взгляд ее, кажется, прояснился. — Это же его любимая. Она всегда висела у него в кабинете.
— Она уже давно там не висит.
— А откуда тогда она у тебя?
— Неважно, откуда, но в ней я нашла вот это…
Лиза показала матери портрет незнакомки — Долгорукая бросила на него взгляд и снова замкнулась в себе.
— Значит, вы узнали ее?! — поняла Лиза. — Ответьте, кто она?! Маменька, я не отстану!
Долгорукая отвернулась и с отсутствующим видом начала заново перебирать пуховки и румяна. Она переставляла их тонкими, длинными пальцами, словно фигуры на шахматной доске.
— Маменька! Я вижу, вы узнали ее! Не уклоняйтесь от ответа, вы знаете, кто она. Скажите мне! Сейчас скажете, кто эта женщина?!
— Это… — Долгорукая равнодушным взглядом скользнула по портрету и по лицу дочери. — Это…
— Мне надоели ваши тайны, маменька! — разгорячилась Лиза. — Если вы не скажете, кто это, я… Я что-нибудь с собой сделаю!
— Марфа, — тихо обронила имя княгиня.
— Кто? — растерялась Лиза.
— Марфа, наша крепостная.
— У нас нет крепостной по имени Марфа. Или — она раньше была у нас? А где Марфа сейчас?
— Не знаю, — пожала плечами Долгорукая.
— С ней тоже что-то случилось?
— Я не знаю, Лиза. Зачем ты мучаешь меня? Сначала ты мне лжешь, что Петя умер, потом допытываешь меня об этой Марфе. У меня больше нет сил терпеть весь этот ужас.
— Но, маменька….
— Лиза, перестань. Ты прежде никогда не была такой любопытной. Расскажи мне лучше, как там Андрюша, Соня? Не озорничают? Вы играете в куклы? А рисует Соня, рисует?
— Рисует, рисует… — нетерпеливо прервала ее Лиза. — Так ты вспомнишь еще что-нибудь или нет?
— А ты поешь ей на ночь колыбельную? — Долгорукая потянулась к дочери и, как маленькую, погладила по голове.
— Конечно, — грустно сказал Лиза — она поняла, что больше от матери ей сегодня ничего не удастся добиться. — Прости, мне пора идти.