— Надеешься, что твоя красивая смерть тронет ее до глубины души? И, рыдая на твоей могилке, она вычеркнет меня из своей жизни?
— Кретин!
— Господа, — взмолился Штерн, — или стреляйтесь, или… Ноги мерзнут.
— А ты — трус!
— Самодур! И ханжа к тому же.
— Так, — засобирался Штерн, — вы здесь разбирайтесь сами, а я поехал. А то вы прямо, как дети малые!
— Что же, придется тебя все-таки пристрелить!
— Наконец-то! — поддел Корфа Репнин. — Жаль только, что она будет обречена всю жизнь видеть перед собой твою лицемерную физиономию!
— Все, все, все! — замахал руками доктор. — Довольно! Бросайте это дело — поехали в тепло, господа! Домой, домой, все — домой.
— Домой поедет кто-нибудь один. Второго повезут вперед ногами, — Корф, наконец, поднял пистолет. — Видно это судьба, Миша.
— Пошел к черту, — разозлился Репнин.
— Остановитесь! — раздался издалека надломленный женский голос. — Стойте! Не стреляйте! Владимир, Михаил… Да подождите же!..
Дуэлянты и доктор разом обернулись на голос — к ним на коне мчалась во весь опор Анна. «Так вот в чем дело!» — догадался Штерн.
— Стойте! — Анна с трудом натянула поводья, едва не доехав до Корфа, — лошадь вздыбилась и стала. Анна тут же сползла с седла и, хромая, подошла к Корфу. — Владимир, бросьте пистолет! Умоляю вас!
— Владимир, вернись к барьеру! — закричал обезумевший от ревности Репнин.
— Почему же? Или ты только один хотел бы остаться благородным в памяти потомков и прекрасных дам? Доктор, — Корф обернулся к Штерну, — ваша помощь нам больше уже не понадобится. Спасибо, что согласились немного потерпеть нас.
— У вас, господа, конечно, характеры вздорные, — кивнул Штерн, — но вы — живы, и это главное. Слава Богу, что вы одумались. И позвольте откланяться.
— Куда вы, доктор? — рассмеялся Корф. — Там же снег, как вы выберетесь из леса без нашей помощи? И потом — вдруг медведь?
— После вашей дуэли мне уже ничего не страшно, — отмахнулся доктор, выбираясь на дорогу.
— Почему ты не выстрелил? — взвился Репнин, подбегая к Корфу и Анне.
— А тебе требуются объяснения? Ваше появление, мадемуазель, — Корф с нескрываемой иронией сделал в сторону Анны реверанс, — ваше чудесное явление расставило все точки над «i»! Судя по всему, вы сделали свой выбор! И убивать вашего избранника было бы с моей стороны весьма неделикатно! А вот вы сразили меня наповал, Анна! Так что — в этой дуэли князь Репнин победил. Барон Корф сражен. Осталось только выполнить его последнюю волю! Вот, возьмите и будьте счастливы!
— Что это? — растерялась Анна, принимая от Корфа свернутый в трубочку лист бумаги. — О, Господи! Вы даете мне вольную?!
— Берите, не смущайтесь. И будьте счастливы!
— Володя! — воскликнул потрясенный Репнин.
— Ах, оставь ты эти мелодрамы! — отмахнулся Корф и, отвязав своего коня от дерева, вскочил в седло. — Прощайте, Анна! А ты, Миша, помни — я надеялся, что буду сегодня убит. Но ты лишил меня этой радости — я тебе этого вовек не забуду и никогда не прощу!
Корф пришпорил коня и умчался прочь от леса. Он скакал против ветра, и ветер тут же студил вытекавшие из его глаз слезы. Корф стыдился этих слез, но они покрывали кожу тонкой ледяной коркой и стягивали ее, превращая лицо в восковую маску.
— Это только кажется, что тебе тяжело, — услышал Владимир знакомый голос. Он оглянулся и увидел, что отец скачет рядом — на своем любимом Баязете, не боясь ни снега, ни холодного ветра.
— Разве я опять сделал что-то плохое? — крикнул отцу Корф, пытаясь заглушить стук копыт. — Вы ведь являетесь только за одним, чтобы укорять и поучать меня!
— Тебе больше не нужны мои поучения.
— Так зачем вы догнали меня? Хотите позвать с собой?
— Я хотел сказать тебе, что горжусь тобой, Владимире.
— Но отчего же мне так плохо, отец? — спросил Корф, оглядываясь по правую руку, и понял, что уже давно скачет один — мимо огромных заснеженных полей и деревьев. И конь уносит его прочь — от леса, от Анны, от любви…
— Анна, давайте зайдем в сторожку, — заботливо сказал Репнин, подхватывая ее под руку — ему казалось, что девушка не вынесет потрясений и здесь же упадет без сил. — Что у вас с ногой? Как это случилось? Когда?
— Миша, я свободна! — Анна повернулась к нему, и ее глаза засияли невыразимым счастьем. — Миша, вам никогда этого не понять! Вы всегда были свободны!
— Возможно, — кивнул он, с осторожностью помогая ей переступить через порог избушки. — Но я хочу разделить с вами первые часы вашей свободы.