— Подозреваю, что господин Санников, будучи известным литератором, работал над созданием нового романа, — успокаивающе улыбнулся Анне полковник Велехов, — в будущем, уверен, он займет достойное место в нашей литературной табели о рангах. И сюжет, который вы мне поведали, представляется интересным своевременностью — мы все так устали от военных сводок, что авантюрная повесть о приключениях пропавшей в тайге, почти в джунглях, экспедиции может отвлечь читателей от обсуждения ужасов сражений и созерцания наших военных неудач.
— Вы полагаете, Сергей Игнатьевич, что за написание авантюрного романа убивают? — с неподдельной наивностью спросила Анна.
— Вполне возможно, господин литератор стал жертвой разбойного нападения, — пожал плечами чиновник и сочувственно спросил. — Разве положение господина Санникова совсем уже плохо?
— По крайней мере, так мне сообщили из уездной больницы, где сейчас и находится Павел Васильевич, — не удержалась от нотки упрека Анна.
— Вот видите, господин Санников не одинок — он в руках наших славных эскулапов, — снова добродушно улыбнулся ее собеседник. — Полагаю, вам следует хорошенько отдохнуть и дождаться возвращения, как вашего подопечного, так и вашей сестры. Уверен, в самое ближайшее время все разрешится, и вы поймете, что волновались напрасно…
Однако посещение высокого кабинета не только не вразумило и не успокоило Анну, а, наоборот, заставило принять немедленное решение, и она, в тот же день появившись во дворце, поведала странную историю исчезновения Сони ее высочеству и умолила Марию отпустить ее на поиски пропавшей сестры. Мария не только приняла близко к сердцу рассказ Анны, но и добилась от Александра бумаги из канцелярии, которая указывала станционным смотрителям содействовать перемещениям ее обладателя, а уездным чиновникам — оказывать всемерную помощь, ибо все, что делает податель сего документа, делается им во славу и на благо государства.
Самым сложным оказалось убедить детей, что этот отъезд — ненадолго, но здесь Анне, как всегда пришли на помощь Татьяна с Никитой, забрав всех с собою в Двугорское. Никита, правда, хотел ехать с Анной, но она отказалась — там, в Каменногорске ее ждал Санников, а лучшего провожатого и попутчика стоит ли желать? Варвара тоже сердилась, говорила — может, стоит написать князю Репнину, пусть он вернется и поедет вместе с ней. Ох, и умная же ты, Варвара, улыбалась Анна, обнимая старую няньку на прощание. И младенцу видна твоя военная хитрость — дождаться суженого, чтобы потом еще больше сблизиться с ним за время поисков! Нет, не получится твое сватовство — князь далеко, а Соня в опасности — здесь и сейчас. И Анне надо торопиться ей на выручку.
Ночь перед отъездом выдалась бессонная. С одной стороны, Анна измучилась думами о детях, опять переживающих отъезд матери, с другой — кто еще, кроме нее способен был защитить сестру от опасности, в которую она попала. И, наконец, существенным представлялось Анне еще одно важное соображение — она уезжала из Петербурга, не дождавшись письма от Михаила и не чувствуя за собою в том никакой вины: менее всего она желала бы сейчас получить от него весточку или, что еще хуже, встретиться с ним. Анна не исключала и того, что Репнин, получив ее согласие, мог решиться приехать за нею немедленно или назначить дату ее приезда к нему. Но Анна ничего не хотела решать — она была еще не готова к тем переменам, что могло внести в ее жизнь предложение Репнина. И потому отъезд был скорее похож на бегство, и лишь одна Варвара, кажется, о том догадалась.
Ночь, и без того по-летнему краткая, на сей раз как будто и не собиралась уходить. Анна уже несколько раз принималась засыпать, но все крутилась с боку на бок под одеялом, испытав волнение, сравнимое с давним ощущением, пришедшим к ней, когда она отправлялась на поиски Владимира. Анна не знала, что ее ждет, но чувствовала — жизнь приготовила для нее очередное испытание, и Анна была благодарна судьбе за него. Она хотела выиграть время и потратить его на размышление о правильности своего поступка — Анна думала лишь о своем письме Михаилу: уж лучше отправиться, на поиски пропавшей экспедиции, чем держать ответ перед Репниным, которому она так неосмотрительно сказала «да».