— Если, паче чаяния, — в тон ему с издевательской любезностью произнесла Анна, — я понравлюсь вождю, и он решит оставить меня у себя, я первым делом попрошу его убить вас. И, надеюсь, у него хватит для этого воинов и оружия.
— Вы — чудо, Анастасия Петровна, — растекся в улыбке Маркелов, — нет, право же, я понимаю вождя, лучше наших дам нигде не сыскать: и собой хороши, и умны, и дюже сообразительны. Одно слово — стервы…
Дорога на фиесту заняла больше двух часов. Баркас, хотя и не был нагружен, шел медленно — он двигался против течения и в гору, но, наконец, причал к берегу, где шумел устраиваемый по договору с индейцами базар, похожий на русскую ярмарку. Индейцы привозили на фиесту свои товары — в основном меха и продукты, табак, испанцы — свои (чай, ткани, украшения, металлическую посуду и разные увеселительные безделушки), запрещенным считалась только торговля оружием, и между делом развлекали аборигенов фокусами и кукольными потешками — чревовещанием. К моменту прибытия баркаса, нанятого Маркеловым, ярмарка была уже в самом разгаре, и поначалу на новоприбывших мало кто обратил внимание. Но когда Маркелов под руку сошел по трапу с голубоглазой красавицей-блондинкой и намеренно громко, обходя торговые ряды, принялся разговаривать с нею по-русски, толпа заволновалась.
Много позже Анна поняла, что легенда о Северино известна здесь каждому, но в первую минуту столь бурное проявление эмоций по ее адресу взволновало ее. И Анна невольно прижалась к своему похитителю, опасаясь за свою жизнь, но тот лишь улыбался — самодовольно и дерзко, и все всматривался вдаль, словно ожидая кого-то или чего-то. И уже к концу ярмарки Анна поняла, что, наконец-то, случилось — интрига, затеянная Маркеловым, начала осуществляться.
Незадолго до завершения ярмарки, которая на этот раз продолжала бурлить народом, кругами ходившим вокруг да около русской красавицы, по толпе пронесся шепот, постепенно перераставший в гул, разом оборвавшийся, когда все, кто торговал или любопытствовал меж рядов по берегу, вдруг расступились, давая кому-то проход, и люди — индейцы, испанцы, мексиканцы единым возгласом выдохнули. — Северино!
И повинуясь этому всеобщему движению, Анна тоже обратила взор свой в том направлении, откуда шла волна, разводившая по разные стороны дороги торговавших на ярмарке людей, и увидела, как по образовавшемуся в толпе проходу медленно движутся три всадника в ярких одеждах, с раскрашенными лицами и в головных уборах из перьев. И тот, кто ехал первым, выделялся своей важной осанкой и значительностью позы. За раскраской, даже когда они приблизились к ним с Маркеловым, Анна не смогла разглядеть его лица, но по всему и так было видно, что первый индеец — высок ростом и наделен атлетическим телосложением. Наверное, это и есть Северино, подумала Анна, и сердце ее замерло в ожидании — что принесет ей эта встреча? Только ли плохого следовало ей ждать от того, чьи мысли и чувства скрывались под слоем краски, а жесты были неторопливы и величественны.
Спешившись, Северино легкой, почти кошачьей поступью, как будто и не касался ступнями, обутыми в мокасины, земли, подошел к Анне и, не спуская с нее огромных карих глаз и не глядя на Маркелова, сказал, обращаясь, тем не менее, к нему и по-русски — к великому удивлению Анны, позже рассеянному рассказом старика-индейца:
— Я помню тебя, торговец, но кто твоя спутница?
— Это мой подарок тебе, вождь, — с не меньшей велеречивостью в тоне ответствовал ему Маркелов, слегка склоняя голову перед Северино.
— Она — слишком красива, чтобы быть чьей-то собственностью, — мягко промолвил вождь и добавил, — кроме меня. Я принимаю твой дар. Будь моим гостем, следуй за мной.
Один из индейцев, сопровождавших Северино, спрыгнул с лошади и бросился в ряды сбившихся в кучу соплеменников и вскоре вывел из-за их спин двух коней. На одного из них индеец ловко, подхватив словно пушинку, посадил Анну, и, взяв лошадь за уздечку, повел к своей. После чего и сам сев на лошадь, жестом указал на вторую, свободную, Маркелову, который немного замялся — фигурой он был весьма крупноват и к тому же не привык ездить без седла. Заметив его растерянность, Северино кивнул другому сопровождавшему его воину, и индеец немедленно спешился и склонился у самых ног лошади, предназначенной для Маркелова, чтобы тот мог воспользоваться его спиной, как подставкой. Маркелов с удовольствием хмыкнул и, поставив ногу на спину индейца, не без показного лихачества вскочил на лошадь, едва удержав равновесие с помощью узды.