— Странно, что этого сразу не сделал ты, — сказала я, уже расстегивая его рубашку.
— Ой, не спеши так, тут твои родители между прочим, а стены тонкие, — он пытался обратно застегнуться.
— А мы очень тихо! — я уже потянулась к ремню на джинсах.
Он снова остановил меня:
— Давай, не будем драконить твою маму и ограничимся поцелуями!
— А я не хочу только поцелуи, — я была упорна, — тебя всего хочу!
— Ты взрослая девочка, — он взял мое лицо в ладони, — и такая плохая!
Он повернул меня к себе спиной и поцеловал мою шею.
— Потерпи, уже 6 дней осталось, и мы будем делать, что захотим и когда захотим, — его голос охрип от желания.
Рука Ивана скользнула под мое платье, прямиком в трусики. Меня подбросило от наслаждения, когда, массируя клитор, он вошел в меня пальцами. Мои мышцы сжались вокруг них, и тогда он начал поступательные движения. Я просто извивалась и почти стонала.
— Тссс… — он закрыл мне рот поцелуем, не отрываясь от своего занятия. А потом резко остановился, когда я уже почти финишировала:
— Кончи для меня, моя девочка! — и он продолжил исследовать мое лоно. А я уже не могла терпеть, и сдерживая стон, выдохнула в его губы свой оргазм.
— Так лучше, — спросил он.
— Значительно, — я еле могла шевелить языком.
— А теперь расскажи мне, любимая, про потоп и соседа-спасителя!
22.
Иван
Утро понедельника мне совсем не понравилось. Невзирая на жару за окном, мне было холодно. Холодно одному в абсолютно пустой квартире. Без моей Алены. За эти дни так привык, что мы проводили вместе много времени, что испытывал уже физическую потребность находиться рядом. И дело не во взаимном желании и влечении, а в эмоциональной связи между нами.
Я телом ощущал, когда ей плохо и, наоборот, когда она рада, я ловил перепады ее настроения, настраиваясь на нужную волну. И пусть скажут, что за столь короткое время невозможно все так наладить. А я скажу: все зависит от испытываемых чувств и готовности понимать друг друга.
Что-то меня прямо потянуло на философские рассуждения! Скучаю по ней. Вот, почему так!
В своей голове я уж нарисовал картину нашей совместной жизни. Получилось уж слишком идиллично, как на пасторали. Нет, жизнь однозначно это исправит. Одно дело — фантазии, а другое — реальность и быт.
Запасись, Иван, терпением! Во-первых, тебе предстоит пережить неделю без нее, ну не совсем без нее, а просто без Алены в твоей квартире, во-вторых, тебе нужно поговорить с Лёней и отговорить его от необдуманных поступков, в-третьих, найти подход к будущей теще (заметьте, уже не потенциальной). Если первые две задачи можно было назвать выполнимыми, то вот последняя сейчас вызывала некоторые трудности.
Давай, думать логически: Аленина мама чего тебя не любит? Потому, что ты Аленушки недостоин. А кто достоин? А вот тут — основной вопрос! Мозг — штука сложная, поди пойми, что у Антонины Тимофеевны в голове. Может, правда, мама моя может знать, все-таки подружки еще со студенческих времен. Идея! Вечером перед тем, как проведать Аленушку, заеду к ней для короткой, но полагаю, ценной консультации. Заодно и сообщу хорошую новость, что наконец-то в моем доме появится женщина. Взбалмошная, противная и вечно дразнящая меня, но горячо любимая, женщина.
На этой оптимистической ноте, Иван, тебе пора вставать!
До университета добрался подозрительно быстро, толи пора отпусков, толи нежелание работать в целом повлияли на полное отсутствие машин на дороге. И понял, что кафедру-то открыть некому. Ключи были у Кориной, Аполлонова и заведующего. Решил идти прямиком в морг, так сказать, проведать пациентов, сделать утренний обход. А хорошие ж они у меня, тихие, не требуют ничего, нет толпы снующих родственников, желающих справиться о ходе лечения.
На каталке возле окна мирно почивал Харон, мелодично посапывая в такт скрипучим колесикам.
— Подъем! — скомандовал я, — время работать, дорогой!
Он неспешно потянулся и приоткрыл один глаз:
— Василич, а чего это Вы в такую рань? Еще даже никого не привозили…
— Дорогой, вот сделай моей душе приятое, иди умойся, а то у меня ощущение, что я общаюсь с говорящей собакой. Ты себя в зеркало давно видел? И было бы неплохо, если бы ты переоделся. Я все понимаю, но твой халат и брюки ну просто очень грязные. А ты ж все-таки, как говорят маркетологи, лицо морга!
— Да че Вы с утра так, никакая я не собака, ну так, — он принюхался, — попахиваю конечно псиной, но не больше чем обычно!
— Ступай, Харон, не гневи меня, а то уволю и пойдешь обратно приезжих на лодочке катать.
— Че-то Вы злой какой-то, Василич, чи с бабой своей поругались? — он прошипел сквозь зубы, думая, что я не услышу.