Вот завизжал блок, отворилась кабацкая дверь, на улицу вырвались клубы промозглого теплого воздуха, а вместе с ним Грачевка огласилась пронзительным криком: «Дери с нее карналин!» - и женщина, оборванная, грязная, тяжело рухнулась на землю с криком: «Батюшки, режут!» И опять наступило прежнее однообразное хлясканье и прежний глухой говор.
«Московский листок», 19 апреля 1907 г.
Московский градоначальник, как известно, довольно решительным образом задумал оздоровить и привести в благоприличный вид пресловутую Драчевку.
Как известно, эта милая улица в праздничные и предпраздничные дни совершенно непроходима, так как на обоих тротуарах толпами разгуливают оборванные, погибшие создания самого низшего разбора и ведут себя, как победители в завоеванной местности.
А происходит это оттого, что Драчевка, как ни странно, является филиальным отделением Хитровки. Все ее дома переполнены коечными квартирами, в которых ютится всевозможный сброд.
И для того, чтобы превратить Драчевку в благоприличное место, не напоминающее нынешнюю клоаку, необходимо, прежде всего и главнее всего - выселить этот сброд, которому место никак не в центре города, а исключительно в хитровских крепостях.
Между тем получился курьез. В городскую думу ныне одновременно поданы два прошения от домовладельцев одной и той же Драчевки, и оба прошения взаимно исключают друг друга. В одном прошении домовладельцы одной части Драчевки просят думу выселить с этой улицы лавчонки, торгующие подержанным платьем, так как, по их мнению, в этих лавчонках заключается главное зло, мешающее оздоровлению «зараженной» улицы. А в другом - владельцы домов, в которых эти лавчонки помещаются, хлопочут о том, чтобы их не выселили, так как это выселение обесценит их владения.
«Русское слово», 26 октября 1908 г.
Вчера в Московском университете наблюдалась картина, которая могла бы привести в восторг князя Мещерского.
На стене висело грозное объявление проректора:
«Напоминаю, что последний день взноса платы - 25 октября. Предупреждаю, что никаких отсрочек не может быть дано».
Канцелярия работала вовсю: кто мог, вносил деньги.
Триста человек, протянувших восемь лет гимназической лямки, поступивших в университет, вчера должны были расстаться с мечтой о высшем образовании.
Не так давно один из членов комитета пособия нуждающимся студентам, посещая квартиры обратившихся за помощью, набрел на такую веселенькую картинку:
«Квартирою» студента оказался угол в кухне. Койка, отделенная занавесочкой.
- Имеете какие-нибудь средства к жизни? - спрашивает член комитета.
- Имею.
- Какие же именно?
- Занимаюсь починкой сапог.
Действительно, оказалось, что студент кормится тем, что чинит обувь таким же обитателям углов, как и он сам.
Из года в год приходят два страшных для студенчества дня: 25 октября и 25 марта - дни избиения вифлеемских младенцев.
«Голос Москвы», 24 ноября 1909 г.
Есть в Москве ужасный промысел: это мусорщики и тряпичники.
На задних грязных дворах, в зловонных помойках они находят себе заработок, роясь в нечистотах и добывая оттуда все, что можно так или иначе использовать: склянки, гвозди, тряпки.
Особенно много этих промышленников перед заставами, на зловоннейших свалках. Своими железными крючьями с утра до вечера они разрывают нечистоты и все добытое в грязном виде, нечищенное, немытое, сваливают в огромные мешки и на плечах несут в столицу.
Редкие из них имеют квартиры и углы. Большинство живут по ночлежкам и, главным образом, ютятся в «Кулаковской крепости» и «Румянцевке» на Хитровом рынке. Да едва ли куда и пустят их еще.