декана? Или заведующего общежитием? Или вы убиваете всех
пацанов и пьете их кровь?
— Сережа, смотри, — Женя стала объяснять ему суть вещей
как пятилетнему ребенку. — Это педагогический институт, поэтому
общежитие у нас женское. А Коля — он родственник чей-то, тут к
нему постепенно привыкли, да он и сам доволен. А такие, как ты, приходят и уходят.
— А наркоманы наверху?
— А что наркоманы? Им не до нас. Они через крышу лезут.
Подошла та же словно выточенная из слюдянского мрамора
коротенькая официантка и принесла Наташе кисель, которому она
обрадовалась так, что захлопала в ладоши.
— Допустим, — не унимался Сережа. — А что это был за блок-
нот, когда ты все время писала в кафе?
— Она, когда видит мужчину, всегда записывает схему мужского
и женского начал, — объяснила Наташа. — Вид релакса. Вот смотри: 41
И она нарисовала на салфетке:
xxxxxxxxxx
xxxxxxxxxx
xxxxxxxxxx
— это женское.
А
X X X X X X
X X X X X X
— это мужское.
— Кстати, — продолжала Наташа, — все мужчины делятся на
две равные категории. Вот тебе что в нас больше нравится: грудь
или попа?
— Ноги, — машинально ответил Сережа. И после никогда
внутренне не мог отказаться от этой доктрины.
РЕЧЬ КОСМОПОЛИТА
Поздно вечером Сережа погрузился в любимый красный трам-
вай, последний, судя по всему, — был час ночи, с удовольствием
предвкушая, как долго и запинаясь, водитель будет объявлять:
«Остановка Карла Либкнехта».
Трамвай был почти пуст. Но сидевший на соседнем сиденье
художник-сюрреалист Сюриков увидел Сережу и демонстративно
свесил голову, изображая пьяного изгоя, которого никто не любит.
Эти его выходки были в порядке вещей, поэтому им не удивлялись.
Напротив, все ему подыгрывали.
Сюриков выдавал себя за прямого потомка Сурикова, художе-
ственные принципы которого не принимал, поэтому в знак протеста
и переделал свою фамилию.
Дома у него было три книжки, которые он постоянно читал и
всем пересказывал. На выставки Сюриков летом приходил в ва-
ленках, а зимой — в тапочках на босу ногу. Тапочки были разного
цвета. В руках — трость самого Девяткина. . Рука что-то ищет в
воздухе, нога западает.
42
Вдруг Сюриков восстал из мертвых и протянул Сереже бутылку пива.
Сережа отхлебнул. Хотя ненавидел пиво, да еще и теплое. В это
время другой припозднившийся пассажир — с виду совершенно
ничем не примечательный, за исключением усов и блестящей лыси-
ны, — делал вид, что едет в трамвае совершенно противоположного
направления. Сюриков показал на него пальцем и сказал: «Ленин».
Оба, Сюриков и Ненашев, громко рассмеялись. «Ленин» глянул
на них с опаской и принял вид спящего.
— Я ему сделал комплимент, а он обижается, — расстроился
Сюриков, — сейчас я расскажу ему, кто такой Ленин! Расскажу, какой это был великий человек!
Сережа вцепился в макинтош Сюрикова. В это время трамвай
остановился, лысый гражданин сошел, или, скорее, выбежал, по-
тому что, по всей видимости, очень испугался Сюрикова и его на-
мечавшейся лекции.
— Ты что это меня ни за что хватаешь? — обиделся Сюриков. — Ты, может быть, еще скажешь, что Фидель Кастро Рус — мокрая крыса?!
А ведь думаешь так про себя, я уверен. Шеф, останови гроб на колесиках!
А ты, — с ленинским прищуром сказал Сюриков Сереже, извлекая из шта-
нин огромный телефон с антенной, — не звони мне больше на эту трубку.
С диким матом Сюриков выпал из трамвая. Сережа остался
сидеть, глядя на свое непохожее отражение в стекле. Он никогда не
ездил в пустом трамвае, и у него вдруг возникло ощущение, что это
никогда не кончится: он будет ехать в этом трамвае вечно и никуда
не приедет, а водитель ненастоящий.
СВОБОДНЫЙ БУДУАР
Не будем уточнять день и час этого разговора. Он мог состояться
до знакомства с Женей, после знакомства, или если бы Сережа и
Женя никогда не встретились.
Тетя стояла, манерно облокотив одну руку на рояль:
— Ты знаешь, что тело — это вместилище души? — спросила
тетя, любуясь бижутерией на пальце.
43
Сережа только что вошел и не знал, как ответить.
— Вы сегодня в таком длинном платье. Вам идет, когда платье
облегает фигуру, — сказал он.