дня. У меня был знакомый, он тоже, как ты, из-за бабы на стенку
лез, караулил ее везде, не давал проходу, дежурил у входа в подъ-
езд. В конце концов, она выдохлась, сдалась, он трахнул ее на полу
после многомесячных домогательств – не доползли до постели, так
хотелось — и понял, что она нахрен ему не нужна, все как рукой сняло.
Сережа не слушал, он сидел в ванной, выжимал свои вещи и
смывал кровь. Теперь в зеркале он видел, как немилосердны ока-
зались к нему хулиганы, но именно это сейчас интересовало его
меньше всего.
— Да не торопись ты. Капитан Рукосуев убежал, он так и не до-
ждался помывки до открытия «Дружбы», — продолжал Семен, — а
жена его (она с пяти на скамейке перед подъездом) наверняка, уви-
дев тебя, сказала: «Бедный мальчик» или «Кто ж так его уделал?».
— Ты знаешь, — продолжал Семен, а Сережа уже разделся до
трусов и, голый, уложил себя на диван, изучая потолок, — самые
ужасные из женщин — тормознутые. У меня была одна такая. Как-то
мы с ней гуляем, я тоже, как ты перед Женькой, хвост распустил…
Потом говорю: «Слушай, а поехали к тебе». Пауза — минут пять, работа мысли. «Ты хочешь сегодня переночевать у меня?».
В конце концов, мне всё надоело, пришла пора объясниться, я
говорю: «Мы слишком разные люди, я устал». Перезагрузка — минут
на десять. «Ты хочешь, чтобы мы расстались? Прямо сейчас?». —
«Ну да». — «А, ну ладно». И пошла себе.
— Но у меня же с этого все только началось. Я влюбился, растворился
в ней, — возразил Сережа. Он уже серьезно чувствовал, что на его теле
оставили ощутимые следы, а лицо постепенно превращается в маску.
60
Семен, не любивший задавать лишних вопросов, отправился
на кухню и с ловкостью открыл две самопальные банки: одну с
квашеной капустой, другую с грибами. Молниеносно нарезал хлеб и
достал — словно бы из-за пазухи — бутылку водки. Снова прошелся
йодом по Ненашеву, стянул на нем какие-то тряпки и позвонил его
тете. На всё это не ушло и минуты.
После Семен медленно и даже торжественно обошел кактусы.
Это напоминало ритуал, хотя никаким ритуалом и не было. «Нос
не сломали, вот и радуйся». Полчаса они просидели, не говоря ни
слова и глядя на две пустые рюмки, пока в ванной кувыркался об-
надеженный новым днем Рукосуев.
ГЛАДКО СТЕЛЕШЬ
Несколько дней перебинтованный Сережа метался в бреду на
квартире у своей тети. Он получал достаточное количество уколов
от нежной, чуть полноватой руки приходящей медсестры, руку
которой только и видел, не в силах поднять голову. И потом снова
впадал в беспамятство: никаких снов, звуков, мыслей.
Счет времени прекратился.
Кажется, один раз заходил бывший сожитель Федор, разложил
перед ним на тряпочке свою коллекцию минералов, объяснял их
значение и рассказывал, что кино и сон — это одно и то же, логика
смены картин одна и та же. «Сон — это таинственно мотивирован-
ная смена изображений, монтаж, — объяснял Федор, — их смена, вызывающая эмоции».
Но никаких эмоций Сережа не испытывал.
До тех пор, пока все разом не закончилось. Он поднялся, долго раз-
матывал бинты, включил телевизор и узнал, что сегодня утро второго
августа. Ненашев подошел к зеркалу и увидел себя, каким и был, ничего
не изменилось. От ударов не осталось и следа. Это было воскрешение
именно потому, что он побывал в мире, где ничего и не происходило.
Изматывают впечатления, а не пустота. И главное: ты в ней
никому ничем не обязан, потому что тебя как бы и нет.
61
Он стал искать кота: кот исчез. Тетя исчезла тоже. Он позвонил
ей на работу: «Неделю не появлялась, — ответили ему. — Разве вы
не в курсе, что она в розыске?»
Сережа оделся, еще раз убедившись в том, что с его лицом все
в порядке, и вышел во двор. Что-то связанное с Женей тревожило
его, но что, он не мог вспомнить.
ПРИЯТНО И ПОЛЕЗНО
О, этот город, подаренный нам с любовью за наши грехи, в на-
ших венах течет портвейн твой, твои тополя освежают нас, не давая
дышать, осыпая тополиным пухом, а в больших красных трамваях
девушки прижимаются всем телом только к нам, отпихивая осталь-
ных, потому что мы слишком красивы и молоды.
Тебя кустарно, по-детски могут избить на дискотеке острова