страстными возгласами ненависти с разных сторон квартиры имени
красного командира Трилиссера…
— Что-то знакомое. Вспомнил: Бохан есть — там мой племянник
живет! — Семен упал, хоть выжимай. Безнаказанность подобных
акций и заключалась в том, что полуразрушенные годами окрестные
жильцы не желали с ним связываться.
Ненашев был как никогда свеж:
— Я же тебя не про Бохан спрашиваю! — отмахнулся он. — Я и
сам знаю, что он есть. Бохан во всем мире знают. Как озеро называ-
ется? Помню, что в названии шесть букв. На букву «Б» начинается.
Сережа поднялся, упал и увидел люстру, качавшуюся в такт
его мыслям.
22
— Бохан есть, меня нет. Значит, сейчас мой племянник должен
быть в другом измерении. Семен, мы должны спасти его.
Семен похлопал Сережу по голове газетой «Восточно-Сибир-
ская правда»:
— Спасая его, мы напишем огромную газету. Не такую же, как
эта, а огромную. А потом обернем ею Андрея Битова.
— Зачем? — удивился Сережа.
— Потому что он умный. Он поймет, о чем мы с тобой говорим.
— Все ненастоящее, — вскочил Сережа, — что это у тебя: мещанский стол? Стол на твоих глазах полетит в окно. Мещанский
утюг? Мещанское собрание сочинений Стейнбека в шести томах?
Мещанский диван? Всё это будет уничтожено. Я сейчас же примусь
за работу.
Сережа долго бегал по квартире с коробкой спичек, поджигал
их, сразу же задувал и разбрасывал вокруг себя. Наконец он очень
устал, упал рядом с Семеном и зажег последнюю спичку. Семен
прикурил от нее.
«Саn» на бобине пошли на последний круг, и наконец, умолкли.
Семен кашлял и смеялся.
— Ты чего? — удивился Сережа.
— А ты знаешь, — продолжая кашлять, сказал Семен, — если
бы немецкие товарищи грохнули по этому коробку такта на два
позже, квартиры бы уже не было. Мы бы где-нибудь в своем мире
остались…
Соседи зашуршали и принялись расползаться, их слова звучали, как звуки переворачиваемых страниц какой-то слипшейся как бы
живой книги. А общий накал минувшего противостояния был так
неприлично и пожухло скомкан, как будто бы дворники осеннего
пошиба уже подступали, желая разделаться с ним.
Семен смотрел на догоревшую спичку.
Соседи-насекомые недовольно возвращались к телевизионным
программам, чтобы разругаться уже, шлепая по пультам, совершенно
забыв о том, что было пять минут тому назад.
23
НА ПЕРЕВАЛЕ «ГРОЗНЫЙ»
— Я люблю людей, но предпочитаю держаться от них подаль-
ше, — сказал Семен.
Они с Сережей зашли в знаменитое кафе на Грязнова.
— Что это у вас так спиртом несет? — спросил Семен. — Бу-
тылку водки разбили?
— От перегара вашего.
Они уселись. Здесь досуг скрашивала любовь посетителей к
себе. Зеркала отражали редких клиентов так, что они удваивались, удесятерялись... И главное, их можно было разглядывать кому не
лень. Подошла рыжая официантка, отразившись везде и сразу:
— Вам что?
— Вас, — немедленно ответил Семен. Сережа в бешенстве от-
вернулся. Цинизм и шутки такого рода он не выносил.
— На сколько? Час-два? Третий — бесплатно, — спокойно от-
ветила официантка.
— Дайте нам сто граммов водки и два малосольных огурца, —
пожелал Сережа (вряд ли будучи услышан), отбиваясь от огромного
фикуса в кадке, который почти прищемил его к стене и заслонял
обзор, создавая для юноши в тихом кафе иллюзию борделя, тем
более что над его головой в зеркале отражалась небесной красоты
девушка-брюнетка за соседним столиком со стаканчиком кофе и с
блокнотом, в который она что-то непрерывно записывала.
— Серж, — сказал, выдержав паузу, Семен, — я тоже заметил
эту пулеметно строчащую бисером фемину, которая не даст тебе
спокойно поесть, даже если ты проведешь под своим любимым фи-
кусом всю жизнь. Это не журналистка, ясно — зачем мы ей нужны.
Она влюбилась в тебя, вот и всё.
— В меня? — Сережа вскочил.
— Друг мой, — вдруг очень серьезно заговорил Семен, —
как только мы вошли, я получил удар тока, который чуть не сбил
меня с ног. Она одним взглядом спрашивала: «Кто это со мной?»
Может быть, она меня знает, но я женоненавистник, а они это
чувствуют. Я не специалист по женским сердцам, но сейчас ты
для нее наживка, и скоро она подойдет.