- Но явно не имели повода что-то искать в этом ящике, до самого сегодняшнего утра?
- Нет, не имел, - сказал Боб. - Признаюсь вам, что я о наследстве Стокса вообще не думал. Меня уже начинала мучить совесть, но такие дела по наследству-это не передача имущества или судебный иск, с которыми хватает хлопот. Знаете, как это бывает-дел у меня было выше головы, так что менее срочная работа могла и подождать.
- Вполне вас понимаю, - сказал Хейзелридж. - А теперь расскажите мне о вашем отце. Пожалуй, опишите мне, как выглядел его нормальный день. В котором часу он приходил в контору и так далее. Главным образом в последние месяцы жизни.
Боб выглядел изрядно удивленным, но сказал:
- Он должен был весьма щадить себя. Последние полгода был постоянно под наблюдением врачей. А те бы предпочли, чтобы в контору он вообще не ходил, но для отца такое было немыслимо. Знаете, контора была для него делом всей жизни. Он приходил сюда в половине одиннадцатого, а уходил в полпятого.
- Полагаю, что остальные приходили раньше.
- Еще бы, - подтвердил Боб. - Точно к половине десятого. Даже мистер Крейн уже сидит за столом еще до десяти.
- Ага. А вы жили вместе с отцом?
- Нет, - отрезал Боб. - У меня своя квартира.
- По завещания вашего отца дом его, конечно, достанется вам. Вы поселитесь там?
Вначале показалось, что Боб в его вопросе увидел нечто оскорбительное. Потом сказал:
- Нет, безусловно нет. Я бы не смог его содержать. Такой огромный домина.
IV
Сержант Пламптри мог бы с этим определением согласиться. Красивым дом никак нельзя было назвать. Громадный, выкрашенный серо-желтой краской, сооружен он был по солидным викторианским принципам, по которым кухня должна быть расположена в подвале, семья-в бельэтаже и на первом этаже, гости-на втором, слуги на третьем а дети-в мансарде.
Открыла сержанту усатая особа с одним неподвижным и другим косящим глазом, которая провела его в салон с тяжелой мебелью черного полированного дерева и портьерами из фиолетового плюша. Указав на кресло грубых форм, сложила пухлые белые руки и молча ждала, какие грехи этот следователь хочет взвалить на ее голову.
- Послушайте, мадам, - важно сказал сержант Пламптри, - все дело-только вопрос времени.
И без особых понуканий получил такую информацию: Абель Хорниман был человеком строгих традиций, как дома, так и в конторе, особенно в последние месяцы жизни. Все старались помочь ему, как могли. Постоянно под рукой была сиделка. Сержант Пламптри записал ее имя и адрес и рад был, что получит дополнительное свидетельство. Абель Хорниман вставал в половине девятого, в четверть десятого садился за завтрак и читал»Таймс» до десяти часов пяти минут, когда за ним приходила машина. К пяти часам всегда был дома к чаю, потом слушал радио, пока не шел переодеться в смокинг к ужину.
- Он вечером никуда не выходил?
Экономка проявила умеренное удивление.
- Разумеется нет.
- Никогда? - настаивал сержант. - Не обижайтесь, но я должен знать точно.
- Мистер Хорниман, - хозяйка поджала губы, - одной ногой был в гробу. Он никогда и никуда не выходил вечером.
- Благодарю вас. А потом?
- Потом, - продолжала экономка, - потом в десять часов ложился. Сиделка спала в комнате через коридор, а я-в соседней. Так что одна из нас всегда бы его услышала. Знаете, у него бывали такие внезапные приступы.
- Благодарю вас, мадам-расшаркался сержант Пламптри.
Он чувствовал, что этим вопрос практически исчерпан. Еще визит к сиделке, и можно идти докладывать инспектору Хейзелриджу.
V
Полицейский патолог доктор Блэнд был человеком сухим, но увлеченным. Фотография, которую он подал Хейзелриджу, на первый взгляд выглядела как снимок с птичьего полета Большого каньона на реке Колорадо. На ней были те же бесчисленные мелкие ложбины, которые со всех сторон сбегали вниз, те же пропасти и обрывы, те же промоины и провалы, что и в его ближайших окрестностях; а посредине бежала глубокая борозда самого каньона, ровная, как по линейке, ограниченная крутыми стенами, и уже совсем на дне-темная лента реки.
- Результат воздействия стального тросика на человеческое горло, - заметил доктор Блэнд. - Десятикратное увеличение.
- Фантастика, - Хейзелридж был потрясен. - Полагаю, что темная линия на дне это. точно. Объяснять не надо. И что это доказывает?
- Уйму всего, - пожал плечами доктор. - Не желаете описание орудия убийства? Не считая возможных погрешностей в деталях, вот оно: возьмите кусок обычного латунного тросика в семь нитей, как для подвески картин. Примерно на двух третях длины просуньте между прядями троса гвоздь потолще или отвертку, образуется отверстие. Через него проденьте один конец тросика, и вот вам идеальная петля. Теперь к каждому концу прикрепите по куску дерева-любого, главное, чтобы удобно держать в руке. И вот вам дешевая самодельная удавка.
- Действительно дешевая, - согласился Хейзелридж. - Простая и не выдающая своего происхождения.
- Вот именно, - сказал доктор. - Домашнее оружие. Сделать его может кто угодно.
- Спасибо.
- Я не закончил, - остановил его доктор Блэнд. - Так выглядит оружие. А не желаете и описание убийцы?
- Если вам не трудно, - любезно согласился Хейзелридж.
- Тут дело вот в чем. Оружие до известной степени характеризует того, кто им пользуется. Он должен быть человеком педантичным, ловким, достаточно изобретательным, чтобы такое оружие выдумать, и достаточно бесчувственным, чтобы им воспользоваться.
- Что вы говорите! - удивился Хейзелридж.
- И еще он, вероятно, левша.
- Что?
- Ага, я знал, что это вас пробудит от этого вашего профессионального снобизма, - сказал доктор. - Теперь у вас хоть есть, с чего начать, правда? Это не просто безумные преувеличения Джимми Блэнда. Повторяю, он был левша. Но в том смысле, что был не просто человеком, который пользуется в основном левой рукой, но таким, чья левая рука-или по крайней мере левое запястье-развито лучше, чем правое.
- Как вы все это выяснили?
- По тросику. По увеличенной фотографии шеи, которую вы мне минуту назад так грубо бросили назад.