И все, словно сорвавшись с цепи, тоже закричали:
- Вот каковы эти люди!
- А все от безбожия! - кричала Густа.
Раздался громовый удар - это генеральский кулак опустился на железный стол; Крафт тоже грохнул чем-то; Анклам забилась в истерике.
- Я разнесу этих бунтовщиков! - вопил Горст; отец его уже потерял от крика голос. Клоцше тоже верещал, стараясь произвести впечатление на Гретхен, которая визжала, не помня себя:
- Она кокоткой хочет стать! Кокоткой!..
Четверо малышей - Вольфдитер, Ральф, Бернгард и Фрицгейнц, отвлеченные шумом взрослых от игры, тоже сбежались на террасу; они дудели в трубу, кричали "му!" и кукарекали, а двухлетний Вольфдитер свистящим голоском без устали выкрикивал:
- Свинья паршивая!
- Вот каковы эти люди! - Густа, перегнувшись через перила лестницы, в пылу негодования грозила беглецам толстым пальцем в сверкающих кольцах: Они нас по миру пустить хотят! - И, потеряв равновесие, вцепилась в ожерелье, висевшее на Анклам. Ожерелье рассыпалось. Два лакея бросились подбирать жемчужины. Анклам, позабыв про свою истерику, следила за тем, чтобы они ни одной не прикарманили. Но когда весь жемчуг опять оказался у нее, истерика возобновилась.
Все эти люди с искаженными лицами и глазам а убийц стояли, перегнувшись через перила, по примеру почтенной хозяйки, и ревели, как звери, - дамы, мужчины, дети, лакеи, готовые наброситься на отступающего врага - насильника и экспроприатора. Гром и рев! В этой битве за свою собственность и свои привилегии они, чуть не теряя сознание от ярости, не находили иного способа выразить свои чувства... И только Гретхен удалось разрядить грозовую атмосферу. Она вдруг перестала браниться и запела "Птичку". Вытянув тощую шею и чувствуя, что она сейчас упадет, девушка пела на весь дом: "Прилетела птичка..."{568}
Только очутившись за оградой виллы, бедные оглянулись: богачи все еще стояли в воинственных позах или метались по террасе. Лени показала им язык. В густеющих вечерних сумерках еще раз мелькнула перед ними озаренная закатом солнца вилла и вьющиеся розы, которые покачивались на ветру.
Они пошли прочь.
- Ну и задал же ты им, - сказала Лени. - Да и я тоже. Ты видел меня? Она лихорадочно рассмеялась. - Это было самым прекрасным из того, что случилось в этот день. - Лени даже захлопала в ладоши. - Стоило пережить такое хоть раз, даже если тебя выбросят вон.
Они долго шли в пыли, окутанные багровой дымкой, и все нерешительнее замедляли шаг. Наконец Лени сказала:
- Ты молчишь. Как ты устал! А я-то...
Приподняв до колен узкую шелковую юбку и повиснув на его руке, она едва плелась.
- Дай я понесу тебя, - предложил брат.
- Кажется, вокруг всего света плясала я сегодня... - пролепетала она, когда он поднял ее на руки. Издали донесся шум, провыл клаксон, и мимо них промчалась машина, которая перед тем доставила их на виллу. Она быстро исчезла в облаке пыли. Было ли это на самом деле, или только почудилось им?
А среди пыли брел рабочий Бальрих и нес сестру, отяжелевшие руки которой обвили его шею. Засыпая, она шептала брату:
- Карл, родной мой, ничто не спасет нас! Нам все равно погибать.
Праздник в Гаузенфельде продолжался уже при огнях. По пустынным лестницам их корпуса Бальрих незаметно пронес Лени и за перегородкой опустил ее на кровать. Она вздохнула во сне. Он не решался снять туфли с ее ног, плясавших сегодня "вокруг всего света". Но на их запыленной коже остался след его губ.
В дверях стояла Тильда, как всегда, она кралась за ним, как всегда, молилась за него. В ушах же Бальриха еще звучали слова сестры: "Нам все равно погибать", и он обнял Тильду.
- Разве ты еще любишь меня? - спросила Тильда.
- Да, конечно.
И они вышли в ночь. Из-за туч пробился мягкий свет луны.
VI
НЕ УХОДИ!
Что делать? Считать себя уволенным? Едва ли! Пусть даже Геслинг решил вычеркнуть из памяти письмо отца и плюнуть на все угрозы, - остаются же еще рабочие. "А они не за хозяина, они за меня. И то, что я им обещаю, этого он дать не может".
Только наутро Бальрих, наконец, успокоился и хотел было приняться за работу, но тут в дверях показался адвокат Бук. Бальрих даже не встал.
- Я вижу, вы удивлены, - сказал Бук и сел на кровать. - Напрасно вы удивляетесь. Я всегда говорил вам, что не рожден быть мучеником.
Он сидел развалившись, с развязностью старого бонвивана. Бальрих держался натянуто.
- Ваш образ действий мне претит, - сказал он.
Бук мягко возразил:
- Но вы знаете о нем только с моих слов.
- Что толку - знать! Вы должны стать лучше! - сказал рабочий, а у гостя вдруг пропала охота улыбаться. Потупив глаза, он вполголоса проговорил:
- Я хотел посоветовать вам немедленно уехать отсюда, и со всей вашей родней.
- Благодарю за совет. Я сам все обдумал. Что он может сделать со мной? Стачка ему обеспечена, если не кое-что похуже.
Бук покачал головой, но как-то с опаской, будто за ним подглядывали.
- Геслинг что-то задумал, - сказал он вполголоса, посматривая на дверь, - он сумеет одурачить рабочих, хотя бы на ближайшее время. Но ваш час еще пробьет. И даже очень скоро. Стоит рабочим пронюхать о той пакости, которую он готовит, А пока вам остается только стратегическое отступление.
Бальрих, насупившись, долго рассматривал гостя.
- А кто мне поручится, - сказал он, наконец, и многозначительно промолчал, - что не директор подослал вас ко мне?
Бук опустил глаза, некоторое время созерцая свои колени, потом вздохнул и поднялся.
- Ну, раз так, ничего не поделаешь. - И направился к выходу.
Однако Бальрих вернул его.
- Нет, я не считаю вас способным на это. - И резко добавил: - Значит, я должен убраться сам, покуда меня не выгнали?
- И со всей вашей родней, - добавил Бук. - Геслинг уже вчера потребовал, чтобы ему назвали всех ваших родственников, ваших двух братьев, обеих сестер, зятя с семьей и стариков - Динкля и Геллерта. Исключение сделано только для родных вашего свояка.
- Для Польстеров? Верно, ради инспектора Зальцмана, с которым она сейчас путается?
- Вот видите, как награждается добродетель, - заметил Бук, впадая в шутливый тон, но тут же сказал серьезно: - Всем вам надо жить, а это будет трудновато, особенно если вы будете учиться. На меня вы, к сожалению, уже не сможете рассчитывать.
- Я далек от этого, - пробормотал Бальрих.
Бук не преминул тут же заявить, что отныне будет лишен возможности тайком от Геслинга помогать ему.