Кроме того, мне дают (даже!) денег:
— Вот. Если он где будет на гулянке, чтобы, если что, ты нищебродием не выглядел! Потом расскажешь — куда сколько потратил.
Я спрашиваю, насколько вольно я могу тратить выделенную мне сумму.
— На дело, Андрюш, на дело трать…
— А, например, пообедать мне — будет считаться делом?
— Ну да…
— Чеки брать?
— Нет. Ну… чего ты так!
— Но отчитаться?
— Ну… не знаю, посмотрим. Ты только не говори так, будто имеешь дело с огромной суммой! — Приятель Сартакова засмеялся — это же тебе на карманы! — слово «карманы» он растянул — шалость. Тем более — бюджетные! Кто их считает-то, по нынешним-то временам?
Напоследок Приятель Саратквоа пишет мне на еще одном маленьком листке бумаги несколько телефонных номеров недругов Льнявого — на всякий случай.
Я благодарю и выхожу из кабинета, на прощание пожав Приятелю Сартакова руку и пожелав удачи в африканской миссии:
— Да уж, ответил он мне — в Африке, знаешь ли, удача зависит от количества стволов. А у нас их предостаточно!
Отчитываясь Виктору Петровичу обо всех этих событиях — а фактически просто сообщая ему, что у меня поручение и его нужно срочно выполнять, ловлю на себе одобрительные взгляды старичков, вдруг собравшиеся рядом с нами небольшой группкой:
— Молодец, Андрюха — не знаю кому, друг другу, или мне говорят они — давай-давай, начинай работать по-серьезному!
Виктор Петрович говорит мне, что с Льнявым мне придется поднапрячься:
— С ним все время проблемы. Когда он нужен — его просто днем с огнем не сыщешь. Когда же нет — лезет, куда не просят, особенно к важным людям на разных фуршетах-банкетах, сам понимаешь, в каком состоянии. Слава богу, что безобидный, когда выпьет. Не с кулаками лезет. А то б давно чья-нибудь охрана уже пристукнула.
— Не понимаю только одного — говорю тогда я — почему его одержат, если он такой супчик?
— Не, ну… что ты, Андрей! Он же золото, а не парень! То, что иногда каждый день немножко много выпивает — так это ж не лишает же его таланта! А журналист он талантливый. Да еще и трепом своим вывел сам себя в самые что ни на есть авторитетные «аналитики».
— Хм…
— Ну, то есть если тебе его нужно достать — тогда начинай этим заниматься немедленно, временно забей на тринадцатый зал.
Итак, вначале я захожу в отдел, где мне распечатывают контакты Льнявого. Затем я возвращаюсь в архив.
Немедленно начав обзванивать все многочисленные контакты Льнявого, сразу после того, как я оказываюсь вновь на своем рабочем месте, я, тем не менее, не продвигаюсь ни на йоту даже за два часа. Не помогает даже то, что я из Комитета.
Некоторые же знакомые Льнявого, напротив, впечатление такое, будто специально умалчивают, зная о его местоположении. Они мычат, урчат, «экают» и «бекают», но где этот Льнявого для меня остается тайной за семью печатями.
— Ну вас к ляду! — в конце концов говорю я, отправляясь, если уж мне выделили бюджетных средств (правда, мало) пообедать за «счет работодателей» — то есть налогоплательщиков в ближайший ресторанчик.
Но даже там, за обедом, тем не менее, я не нахожу себе покоя, продолжая обзванивать всех, кто хоть как-то знаком с Льнявым.
«Льнявый выстроит структуру Первой Кнопки более правильно — вспоминаю я слова Приятеля Сартакова, все более проникаясь важностью порученной мне миссии — он, с одной стороны, сможет изобразить демократичность наших СМИ, и покритикует, правда корректно, когда надо хоть Премьера, хоть Президента, с другой стороны, он никогда не перегнет в этом деле палку, не запустит «утку», и уж точно не перейдет на другую сторону!».
«Он умеет говорить долго, занудно, заумно — и при этом фактически ничего не сказать — тут же приходят на память мне слова уже самого Сартакова — учись, Андрей, пока такие динозавры сами не свели себя в могилу!»
Где-то же к четырем часам дня меня охватывает легкая паника, потому как я понимаю, что продвигаясь такими темпами я достану Льнявого разве что в следующем десятилетии.
Рассчитывать на чью-то помощь не приходится, потому как Сартаков со своим Приятелем уже отбыли в Африку, и, скорей всего, уже находятся на полпути к месту назначения.
Но тут мне везет. Я несколько укоряю себя, что сразу об этом не догадался, хотя и мог. Итак, я начинаю звонить по контактам недругов Льнявого, которые, кто очень деликатно, а кто и с большой радостью в голосе сдают мне его с потрохами.
Так вот, главные места Льнявого, оказывается, это московские рестораны, и, слава богу, их не так много:
— Да что вы! — слышу я голос на том конце «провода» — у него уже полгода одно предпочтение — «Мозамбик»!
— «Мозамбик»? а мне вот сказали, что «Кастро» — это клуб такой…
— Да знаю я!
— И еще… «Лев Толстой»…
— Да… это было. Но теперь эти места — его старые любови, где он зависал надолго раньше, для него закрыты, потому как он там устраивал дебоши. В «Кастро» так он вообще обеденным ножом продырявил барабаны на сцене — прямо во время концерта одной питерской группы — их музыка ему не понравилась. «Питер-Йу», по-моему, назывались они…
— Ясно. То есть он теперь в «Мозамбике» — не скажите, как часто?
— Да каждый вечер. Со своими приятелями-борзописцами, такими же как и он — пьяницами и патриотами. «Мозамбик» он вообще полюбил за русскую кухню и водку.
Напоследок же я спрашиваю «другую сторону» откуда информация, на что мне отвечают:
— Да я сам из его компании. То есть был там когда-то, пока мне не предложили за вдовое больше работать на оппозицию.
— Да? И вы поссорились — моему языку бы да не шевелиться, но охота ж пуще неволи!
— Нет… просто постепенно перестали общаться.
— И как же оппозиции? Дела идут, если деньги есть?
— Не-а. Вдвое больше платили только первые три месяца, пока не вынудили работать за вдвое меньшее, чем у Льнявого.
— Хм. А Льнявый назад не берет?
— А за что? Мы с ним не такие уж и друзья. Хотя я думаю что зря ушел. В оппозиции такие люди работают! Мало того что почти не платят, так еще и унижают постоянно!
Итак, вечерняя дислокация Льнявого примерно ясна. С другой стороны — где гарантия, что именно сегодня он там окажется? Я не оставляю своих попыток дозвониться до Льнявого, но ничего не меняется. Дозвониться просто невозможно, все его телефоны не отвечают.
Приехав где-то в семь часов вечера в «Мозамбик» я не обнаруживаю там Льнявого, что побуждает меня двигаться в «Катро», а потом в «Льва Толстого» — на всякий случай, если он все-таки окажется там.
Но — тщетно! Зато по моем возвращении в «Мозамбик» наша встреча наконец удается, около девяти часов вечера, и я благодарил бога, что Льнявый, пусть и в очень сумеречном состоянии, но все-таки уже собирался уходить.
— Михаил! — обратился я к нему, перекрикивая звучавшую в ресторане громкую музыку и всеобщий гвалт, не обращая внимания на его весело гоготавших товарищей — Михаил! У меня к вам есть срочное дело — вы не могли бы уделить мне пару минут?
Но Михаил уже был достаточно хорош. Так же как и я не обращая внимания на обращавшихся к нему своих товарищей, он повернулся ко мне попутно водружая себе на голову шапку-ушанку:
— Что за дело? Вы вообще — откуда?
Я не говорю, откуда я, помятуя наставления, данные мне стариками в архиве, но сразу сражаю Льнявого в лоб:
— Вас приглашают завтра в Администрацию Президента… для беседы.
Но Льнявый, хоть и в состоянии, но шит не лыком, и мне, конечно, не верит, полагая, как мне показалось, что все это злая шутка. Льнявый хватает меня за грудки:
— Что? Ты! Шутник, мля!
А я удивляюсь тому, что Михаил поступает именно так, как я бы поступил в таком случае на его месте.