— Чушь какая-то!
— А вы не верите?
— Нет, вам-то я верю, просто это же сумасшествие!
— Для кого как. Но вы, Андрей, не волнуйтесь, ваша душа надежно защищена от подобных атак, так что все в порядке.
— Да? Откуда вы это знаете?
— Все еще не помните? У нас с вами договор, Андрей, так что теперь я вас защищаю. По условию, знаете ли, доголвора…
— Блин! Да кто вы, нахрен, такой?
Но Фетисов только смеется в ответ, а потом так же, как еще недавно Пашкевич, предлагает сходить с ним пообедать.
На сей раз обедня происходит не в «Доме на Бресткой», а в ресторане что немного поодаль.
Фетисов вальяжно садится за столик, тут же берет меню, и, как ни странно, делает заказ сразу за нас обоих, даже не спрашивая меня перед этим, чтобы я предпочел заказать.
Какое-то время мы разговариваем, и тут, во время разговора, как еще недавно Пашкевич Фетисов обращает внимание на книгу, которую я ношу с собой:
— Ух ты! Эпопея про чупакабру! — натужно-восторженно произнес он, да так громко, на весь зал, что мне даже стало немного неловко:
— Вы знаете эту книгу?
— Да, знаю.
— Тот человек, который, как вы говорите, пытался у меня похитить душу тоже этойкнигой заинтересовался!
— И как он же реагировал?
— По-моему он слегка труханул, что ли, то ли по поводу книги, то ли по поводу чупакабры…
— Хм! Совсем интересно становится!
— Расскажите, пожалуйста! — я пытаюсь изобразить заинтересованность, что, как мне кажется, у меня получается плохо.
— Ну, я считаю, что чупакабра появляется там, где люди служат духам, и приходит к этим самым людям как наказание за плохую службу. То есть если кто-то нарушает договор с духами, получив от них что-то, и потом не выполняет своих обязательств по договору — к тому и приходит чупакабра!
— Да? Интересно!
— Ага. Сначала она вредит хозяйству человека, его дому, домашним, а потом добирается и до него самого.
— И пьет его кровь?
— Да. Выпивает всю без остатка.
— То есть вы эту книгу тоже читали?
— Ну, как сказать. Да, конечно, я ее еще и писал к тому же.
— Вы автор? Ой, как интересно! — я пытаюсь вытащить прожилку капусты, застрявшей между зубами.
Тут я соображаю, что мог бы порасспрашивать Фетисова и об издательстве «Тьма inc»:
— Вы имели дело с этим издательством? — я раскрываю книгу и пальцем тычу в лейбл «Тьмы».
— Да, было дело.
— Не знаете, что с ним сейчас?
— Оно было временно закрыто, после чего поменяло название.
— На какое?
— На «Ксенкос».
— Так это же, извините, ваше издательство! Помните, вы меня подвозили из клуба после вашей презентации?
— Ну да, а что?
— И офис у вас был… эээээ…
— На Черкасском. Да, там и остался. А что вас так смущает? Вы и вправду ничего не помните, либо не понимаете??
Я медленно сползаю с кресла немного вниз, и как любят иногда еще говорить, «выпадаю в осадок».
ГЛАВА I.XV
Не смотря на мартовский холод и снег, свой недельный отпуск я решил провести опять на маминой, столь дорогой моему сердцу даче.
— О, боже! — запричитала мама, едва я ей об этом сообщил, — Андрей, ты точно уверен, что оно тебе надо?
— А почему бы и нет?
— Там же холодно будет! И никого из соседей! — мама будто забывает, что в этом-то и есть вся соль и вся прелесть.
— Ну так как? Ты отвезешь меня, или мне на электричке телюпаться?
Больше же всего остального я боюсь, что меня вызовут из отпуска с работы, позвонят и прикажут снова быть на Лубянке. А то и не просто быть в разумный какой-то срок, а, например, срочно явиться, вынь да положь.
А как я выберусь из дачного заснеженного рая? Мы с мамой на машине кое-как в выходные проскакиваем до нашего дома, пока снег немного стаял, но уже в понедельник все опять заваливает снова, так что я понимаю, что на машине к дому не подобраться. Случись что — мне придется идти до ближайшей деревни пешком, после чего ждать там на холоде маршрутку или автобус.
Но это все частности. А пока мы приезжаем на дачу, и мама, приготовив мне много еды, быстро сваливает обратно, объяснив это боязнью того, что если пойдет снег, уехать ей будет уже невозможно.
Таким образом уже в середине субботы я остаюсь один.
— Не боишься тут один — спрашивает меня мама, копошась в своей сумке, когда совсем уже собралась отчаливать — тут же в округе никого!
Но я только улыбаюсь. В случае чего, я понимаю, если столкнусь с угрозой исходящей от людей — у меня есть «Глок», который я реквизировал еще в Гордой Республике у агента Мафусаила, правда, без патронов, но, как мне кажется, один только вид пистолета должен произвести на непрошенных гостей весьма серьезное впечатление.
В ночь с субботы на воскресение на улице вдруг поднялся сильный ветер и началась страшная буря: «заряды» снега мощно лупили в окна (так что иногда даже казалось, что они разобьют стекла) весь дом ходил ходуном, трясся и скрипел, а металлическая крыша постоянно «щелкала», будто на нее время от времени падали камни.
Ветер за окнами протяжно завывал, будто возмущаясь чем-то, а в лесу напротив дома шумели деревья так, что иногда даже казалось, будто это аплодируют чему-то тысячи тысяч рук, или же шумит вода огромного водопада.
Тем не менее навстречу шума непогоды выступали звуки иного рода — веселое потрескивание дров в печи и пощелкивание яичницы на разогретой сковороде на плите.
Итак, вымерзший за зиму дом медленно, но верно наполнялся теплом, и я, согревшийся и разморенный, не заметил, как вдруг уснул, сидя на краю кровати у печи.
Единственное же, чего я боялся — так это того, что вдруг появятся проблемы с электричеством.
Едва же я об этом подумал сквозь свой сладкий, но очень чуткий сон — свет вдруг заморгал и погас, правда лишь на минуту — другую. Кроме этого сквозь сон я слышал и даже более того — буквально чувствовал, как на улице, за стенами дома утихает буря. Я как будто успокаивал ее сам, переживая, напрягая какие-то потаенные душевные свои силы, и это странным делом действовало.
Когда я стал чувствовать, будто исходящая изнутри меня сильная и теплая энергия, противостоящая буре, стала сильнее бури — буря, немного покочевряжившись напоследок, утихла.
Утро воскресения было тихим и нежным. Размытый слабыми облаками в окна проникал солнечный свет самого необычного цвета. Это были не прямые солнечные лучи, с одной стороны, но и не обычная для наших мест белесая размытость, будто под прозрачным куполом из белого «мутного» стекла. Это было что-то среднее, необычное и красивое — редкие лучи света в центре световых пятен были слабо-желтого цвета, а к краям они размывались в розово-голубые оттенки.
Глядя на этот свет я, проснувшись и привстав на кровати протянул руку вперед и стал разглядывать ее в этих лучах — на моей ладони отображалась закадычная тень от тюля на окнах — с цветочками и завитками.
— Еще немного, и здесь будет северное сияние — сказал я сам себе выйдя на улицу, начиная протаптывать во вновь выпавшем снеге тропинку к сортиру — светопреставление и конец всего сущего на закуску!
Уже ближе к полудню, когда свет на улице уже вернулся в свое привычное в наших местах состояние, в ворота кто-то постучал.
Поначалу я не обратил на стук внимания, подумав, что это снег падает с крыши на какую-нибудь железяку, лежащую со стороны места для автомобиля, но потом стук повторился и мне стало ясно, что это кто-то специально стучит в ворота.