— Кто там? — спросил я, быстро подходя к воротам, еще не видя, кто ко мне пришел — но ответа не последовало.
Я напрягся, даже слегка струхнул, вспоминая, как как-то переживал здесь странные приключения со странным молодым человеком, вызвавшемся мне помочь скосить траву, но, с другой стороны, слава богу, «фомка» всегда под рукой, и, скрывая ее за калиткой в правой руке, левой я открываю дверь.
Удивление мое было таково, что я вначале даже отшатнулся назад, после чего поскользнулся на мокром, покрытом коркой льда снегу и упал.
Моим неожиданным гостем была… Сестра!!
— Здравствуй! — произнесла она каким-то странным, кажущемся механическим голосом — я тебя люблю! — после чего без особых церемоний и без приглашения перешагнула металлический порог калитки в воротах — давно не виделись!
От ее бледного вида меня пробрала оторопь:
— Господи! Солнце мое! Тебе плохо??
— Нет, — ответила Сестра все тем же пугающе-механическим голосом, будто ее слова исходили из пустой металлической бочки — все в порядке.
— Как же ты нашла меня и как доехала?
Сестра отвечает, что, типа, я забыл, дескать, но однажды я ее-де, пару раз сюда привозил.
Замечательно! Только я точно помню, что этого никогда не было!
— И как же ты сюда доехала? — настаиваю я на своем.
— Доехала? На электричке! Как еще?
— На электричке? От какого вокзала? До какой станции? А после — что? После ведь еще ехать и ехать!
Но Сестра, кажется, меня уже не слышит, быстро вышагивая вперед, будто солдат на параде, после так же быстро исчезая за углом дома. Я бегу ей во след, но не догоняю буквально несколько шагов, а едва сворачиваю за угол — вот, она, оказывается, поджидала меня тут. Я снова поскользнувшись, падаю на землю.
— В дом-то можно войти, пригласишь? — спросила она меня, и стала помогать встать.
Тут мне показалось, будто я уже где-то об этом читал. Некие существа, которые просят их впустить в дом, после чего начинаются интересные и мрачные приключения обитателей…
— Думаешь, тебе это нужно? — спрашиваю я Сестру в ответ.
— Ну, так как? — она давит, прямо смотря мне в глаза, ужасая своим равнодушным, акульим отсутствующим взглядом.
— Хорошо! — ломаюсь я — я, скажем так, тебя не приглашаю к себе — ладно? То есть ты можешь войти в дом, только когда я тебе это позволю — ладно?
— Не впустишь свою старую подружку? Экий же ты супчик!
— Когда я тебе позволю, тогда и войдешь. — настаиваю я, стараясь сохранить ту отстраненную жесткость, которую вдруг обнаружил в себе. — И, главное, ты уйдешь отсюда, как только я тебе скажу. Такое тебя устраивает?
Сестра все сверлит меня своим пустым взглядом, после чего резко отворачивается от меня, и, застонав, садится на ступеньки крыльца.
«Изображает, будто ей плохо» — думаю я, даже не пошевелившись, чтобы помочь ей.
Слава богу, мне удалось во время заподозрить что-то неладное, но после я опрометчиво подумал, будто это сделает меня хозяином ситуации и я смогу сохранить контроль над тем, что происходит.
Но как бы не так!
— Входи — говорю я Сестре, смягчившись — и открываю перед ней двери.
Сестра, будто ей только что и не было плохо, вскочила на ноги и вошла в дом.
— Сиди здесь — указываю я ей на стул на кухне, за обеденным столом — хочешь есть?
Сестра отказывается. Я подхожу к ней поближе, и трогаю лоб:
— Ты очень холодная… тебе хорошо?
Я иду к кухонному шкафу, он как раз за спиной у Сестры, после чего достаю из слегка разорванного пакета несколько рисовых зерен. Возвращаясь обратно, я как бы нечаянно рассыпаю зерна на пол, и еще немного — на стол перед Сестрой, после чего сажусь на стул перед ней.
Сестра лихорадочно начинает пересчитывать зерна, которые лежат перед ней, после чего, заметив, что я за этим делом наблюдаю, опять пристально посмотрев мне в глаза — отводит зерна рукой в сторону. Но, опять-таки — в другую сторону стола, не к краю, чтобы зерна на пол не упали и не смешались с другими, лежащими на полу.
— Ну? — спрашиваю я Сестру тогда — как твои дела? Как здоровьичко?
Сестра смотрит слева от себя на пол, где лежат рисовые зерна, и ее губы шевелятся.
«Считает» — думаю я — «маловато я зернышек рассыпал, это отвлечет ее ненадолго»:
— Я пойду затоплю печь, пока ты… занята — говорю я тогда Сестре, после чего встаю и иду в комнату с печкой.
Пока же Сестра находится на кухне, я маленьким топориком затачиваю толстую березовую ветку «колышком». Заточив, я прячу этот колышек себе в брюки, за пояс сзади, как сейчас обычно прячу себе за пояс свой безпатронный «Глок».
Через некоторое время я снова выхожу на кухню, а Сестра — сидит все там же, где я ей и сказал сидеть, почти не шевелясь. Ее внимание привлекла только на какое-то время чересчур рано проснувшаяся от натопленного тепла в доме муха, которая все норовила пролететь рядом с Сестрой.
— Кушать будешь? — спрашиваю я Сестру, на что она отвечает, что не хочет.
Я же говорю ей, что я буду, и мне неудобно, если она будет просто так сидеть и смотреть, как я ем:
— Я сделаю большую яичницу! — говорю я и направляюсь к готовочному столу, который за спиной у Сестры.
— Хорошо — тихо ответила она, не поворачиваясь ко мне.
— Как у тебя дела? — опять начинаю я петь в ту же дуду — как работа? Как семья? Мама твоя, брательник?
— Пытаешься сделать вид, будто тебе и вправду это интересно? — голос Сестры смягчается, будто оттаивая…
— Нет. Увы. Мне это и вправду интересно. Ты так неожиданно появилась! И это — только полбеды. Я понимаю, если бы ты позвонила, все такое, но ты приехала туда, где ни разу в жизни не была, и, самое главное — когда? В такой несезон! Тут же сейчас все зависит от погоды — наши места могут стать в течении одного дня неподъездными! И вот, понимаешь ли, ты вдруг оказываешься здесь как ни в чем не бывало!
— Андрюш, — голос Сестры, кажется потеплел, немного напоминая мне прежние, далекие времена, воспринимаемые мною сейчас весьма болезненно — ну, что тебе сказать? Я думала будет сюрприз, тебе будет приятно… я… вернулась…
— После того, как мы больше года вообще никак не общались?
— А что тут такого?
Я мнусь, какое-то время не зная, что и сказать, а потом, натерев на терке немного чеснока — равномерно размазываю его в яичнице с той стороны, которую собираюсь отрезать и после подать Сестре.
— Пойдем в комнату! — говорю я ей, взяв две тарелки в руки, — возьми, пожалуйста, если не трудно, хлеб и вилки!
Тем не менее вначале я стараюсь поесть сам. Сестра, глядя на огонь, сидит рядом со своей тарелкой и не прикасается к ней:
«Хорошо» — думаю я тогда, наспех заглатывая большие горячие куски еды — «случись что — я буду хотя бы сыт!».
Перед едой я протираю вилку нижней частью джемпера, который на мне — так оно мне показалось гигиеничнее, нежели я буду есть вилкой, которую держала в руке Сестричка.
Поев, я говорю Сестре, что ей также нужно покушать.
— Да нет! — она перестает смотреть на огонь в печи и поворачивается ко мне — я не хочу… Спасибо!
Натужно, но на фоне полного отсутствия и так сойдет — она улыбается: «Покушай ты, любимый!» — и закатывает глаза, вроде как от какого-то удовольствия, наверное, не зная при этом, что левый глаз у нее неприятно подергивается.
«Тьху ты!» — думаю тогда я — «а как же я ей тогда чеснок скормлю?».
Приходится импровизировать и придумывать на ходу, но, после многократного повторения, что, дескать, Сестричка, ты ведешь себя, будто и неживая какая-то, она, наконец, кладет кусок в рот.