— Да? Ты уверена? Что это?
— Ароматизатор для чаю! Я его приготовлю! У тебя есть горячая вода?
Чем бы дитя не тешилось — лишь бы меня не пугало! Я захожу в дом, наливаю воды в чайник и включаю его. Некоторое время я кручусь на кухне, после чего вспоминаю, что кое-что не сделал:
— Можешь войти! — кричу я в едва приоткрытую дверь на улицу.
Сестра заходит в дом, и мне приходится тут же за ней начать подметать и протирать пол:
— Надень тапочки! — прошу я ее, сообразив, что еще немного и она изгваздает все вокруг.
Нет, вы не подумайте, я не то чтобы суперчистюля и придира, но, сами понимаете, есть предел всему, в том числе и уличной грязи на полу.
— Вот коньяк! — я размахиваю бутылкой какого-то «Самсарата» семь звездочек перед носом у Сестры, понимая, что ей все равно — она как будто ничего и не видит.
Тем не менее, немного, будто сквозь посмотрев на бутылку, Сестра берет ее и, открыв, принюхивается:
— Нужен мед и сахар! — говорит она через минуту размышлений — и мы его исправим!
Пока Сестра готовит свой «ароматизатор» я, слава богу что успешно, уговариваю ее снять с себя грязную куртку, в которой она все время, не снимая, как в доме, так и на улице ходила.
— Я дам тебе другую! — говорю я Сестре бросая ее куртку на пол — это какая-то чрезмерно грязная, ее бы в химчистку отдать, да игра не стоит свеч! Стоимость чистки едва ли меньше, чем стоимость этих лохмотьев!
Сестра будто и не реагирует.
Я же какое-то время разглядываю ее платье — бело-серого цвета в кружевах, после чего еще несколько минут — что же такое она делает.
Итак, Сестричка тщательно вымывает в теплой воде то, что принесла из лесу, после чего почистила это «что-то» ножом — как это обычно делается при чистке морковки, и потом, налив в кастрюлю, слава богу что чистой воды — поставила кастрюлю на огонь, и потом, когда вода закипела — бросила туда свою «добычу», после чего какое-то время наблюдала за процессом, и после часть воды слила.
Постояв, попереминавшись с ноги на ногу какое-то время я ушел к себе в комнату, а с кухни через открытые двери доносился запах жженого сахара и еще какой-то запах, чем-то отдаленно напоминавший запах имбиря.
Затем… завоняло так невыносимо, что я был вынужден вернуться на кухню — понаблюдать за тем, как Сестра «слегка» жарит мед!
На столе стояли три банки, две из которых были заняты медом, одна — из магазина, прозрачным, другая — засахарившимся с рынка, вроде как натуральным, а в третьей банке, как я понял, были намешаны в непонятной пропорции эти два меда и коньяк.
— А вина нет? — спросила меня Сестра вдруг, и тут я понял, что она все-таки понимает, что я стою где-то рядом. До того же она и виду не подавала что замечает мое присутствие!
— Есть! — говорю я и достаю из холодильника остатки в бутылках — старого «Кагора», какой-то «Слезы монаха» и белого дешевого «Столового» купленного мамой по ностальгической причине как-то ради смеха.
Сестра отхлебывает по чуть-чуть из каждой бутылки, с каким-то ей до того не характерным причмокиванием и выпячиванием губ, пробуя, видимо, вино на вкус.
«Слеза монаха» сразу называется дрянью, «Кагор» — ничего себе («ничё се»), а «Столовое» — идеальным разбавителем.
Я несу уже было «Слезу монаха» обратно к холодильнику, но по пути, чтобы это барахло не загромождало так нужную в хозяйстве дверь холодильника — допиваю содержимое бутылки, тем более что там содержимого-то оставалось на дне.
Но, опять-таки, прежде, чем выпить, я сначала принюхиваюсь — запах в бутылке такой, после дегустации Сестрой вина, что впечатление складывается, будто она не чистила зубы уж не меньше как месяц, плюс все это время полоскала рот болотной водицей. Едва пригубив, я выхожу во двор и выливаю содержимое бутылки в снег.
«Где-то я это уже видел» — думаю я — «красное вино на белом снегу».
Оглядевшись вокруг и послушав, как в лесу шумят деревья, я возвращаюсь в дом.
— Тебе не кажется, что здесь немного душно? — спросила меня Сестра, едва я вошел обратно.
— Душно? — я подошел к настенному комнатному термометру — всего семнадцать градусов! Тебе жарко?
— Да, очень…
Я предполагаю, что это от того, что Сестра все время у плиты:
— Может — передохнешь? — спрашиваю я ее больше в надежде, что она отвлечется и я поподробней рассмотрю то, что она сейчас вытворяет на кухне — а то совсем извелась поди, бедная!
Но Сестричка непреклонна:
— Очень хотелось бы тебя угостить! Ты такого еще не пробовал! Нектар богов!
Тут мне вспоминается, что когда мы с Сестрой были, скажем так, близки, то «нектаром богов» я называл обычно «Пепси-Колу».
Тут, будто прочитав мои мысли, Сестра спросила и об этом:
— А еще у тебя есть «Пепси-Кола» и квас? Мне это нужно для придания ароматизатору утонченного вкусового оттенка!
Вот уж не думал, что квас может помочь чему-то прибавить изысканности, но и квас и названная газировка имелись в небольшом количестве в холодильнике, так же как и ранее извлеченные «вина» — в полупустых бутылках.
— Да! — говорю я — все для тебя! Как скажешь, будто кто специально оставил! — и ретируюсь к себе в комнату, где вскоре задремываю у печи, куда до того подкладываю несколько поленьев, все еще держась за березовый кол, как, наверное утопающий держится за соломенку.
Меня разбудил вой ветра на улице и тихий голос Сестры, просивший меня разрешить ей войти в комнату.
— Да, конечно! — опрометчиво спросонья сказал я, и Сестра вошла в комнату с чаем.
— Вот! — она попыталась, как мне показалось тогда, искренне улыбнуться, но у нее получилось как-то криво — ангельский рецепт. Пробуй — тебе должно понравится!
— А ты? — спрашиваю я ее, заметив, что у нее в руке лишь одна кружка — ты будешь? Или мне тебе налить? И вообще — как насчет поесть?
Но Сестра отказывается. Исключительно чтобы не обидеть бывшую подружку я выпиваю чай, впрочем, и вправду весьма вкусный, ароматный и какой-то необычный, после чего мы уже вместе сидим у огня и смотрим на его постепенное угасание, а я вновь начинаю дремать.
Я просыпаюсь от давящей на меня ночной тишины. Сестра задремала у меня на плече, обняв меня за другое плечо левой рукой, и лишь изредка тихо что-то бормоча во сне. Чтобы ей не было неудобно, стараясь ее не разбудить, я освобождаюсь от ее объятий и, подхватив руками под ноги и спину — аккуратно кладу на кровать и накрываю одеялом. Тогда она на какое-то время будто просыпается, но, посмотрев на меня своими огромными глазами, на секунду будто не узнав и испугавшись, внезапно успокаивается, и, улыбнувшись, после свернувшись калачиком вновь засыпает.
Выйдя на улицу я застаю там тишь да благодать. Снег в лучах Луны серебрится и переливается холодными «неоновыми» цветами, лес за дорогой — рядом с домом — стал похож на кварталы красивых готических домов с погашенными окнами, звезды светят, тонкими лучами касаясь изредка моих глаз, а на фоне прекрасного, кроваво-красного неба, где-то там, высоко-высоко, парят черные, но прозрачные, странные существа похожие на мант, медленно и торжественно время от времени взмахивая своими «крыльями».
ГЛАВА I.XVI
Следующее утро было под стать предыдущим, за исключением переливающегося красного неба, на котором вдруг стали появляться, высоко-высоко, еще выше парящих прозрачных мант, красные молнии.
Редко-редко вслед за молниями грохотал гром, с большим запозданием долетавший до земли — и тогда мне казалось, что этот гром — не простой, но выводится невидимым небесным органом, ударяющем торжественными, прекрасными и пугающими и подавляющими одновременно аккордами.