— Ну... — протянула миссис Дикки. — Очень любезно с вашей стороны проявлять такую заботу о моей работе, но, знаете, без цветов мне будет так одиноко...
— Ничего не могу с собой поделать, — сказал Кади. — Мне больно видеть, как что-то делается неправильно, когда так легко организовать все как надо. Ну вот! Ваш большой палец уходит вправо, как раз туда, где я велел вам ни в коем случае его не держать!
— Шеф Аткинс, — прошептал Эптон Битон в зале заседаний.
— А?
— Вы неправильно чешете голову, — сказал Битон. — Расставьте пальцы вот так, ясно? И тогда уж валяйте. Покроете вдвое большую площадь за вдвое меньшее время.
— При всем моем уважении к вам, сэр, — сказал Аткинс, — хочу заметить, что наша деревня может стать лучше и воспрянуть духом.
— Я был бы последним, кто встанет на пути прогресса, — ответствовал Битон. И, помолчав, добавил: — Я отправляюсь в края, где ищет добычу зло, где возрастает богатство, а души людские гниют...
— Кади пересекает улицу, смотрит на пожарную машину, — сообщил Эд Ньюкомб — вот уже двадцать лет бессменный секретарь отдела пожарной охраны. Илиумский спец по продаже недвижимости, тот самый, чьи заверения зажгли огонек в глазах у всех, кроме Битона, убедил Ньюкомба, что его особняк в двадцать шесть комнат в георгианском колониальном стиле после покраски и наклейки обоев вызовет у представителя корпорации мысль о краже пятидесяти тысяч долларов. «Пусть порадуется!» Отец Ньюкомба купил этот ковчег у банка. Он был единственным претендентом.
Вся пожарная команда сгрудилась у пожарной машины, наперебой поздравляя своего нового члена с оказанной ему честью.
— Благодарю, — сказал Кади и критически оглядел ярко-красную машину. — Стиль короля Георга, только хрома чересчур многовато, — заметил он.
— Вы еще не видели новую! — воскликнул Эд Ньюкомб.
— Почему эти чертовы штуки расфуфыривают так, будто это карусели? — сказал Кади. — Можно подумать, что это игрушка. Боже! Представляю, как все это хромирование и прочие побрякушки сказываются на цене! А вы говорите, будет куплена еще и новая?
— Без сомнения, — гордо сказал Ньюкомб. — Правда, мы еще не голосовали, но я уверен, все будут «за».
На лицах пожарников отразилось радостное предвкушение.
— Пятнадцать сотен галлонов в минуту! — сказал один.
— Два прожектора! — воскликнул другой.
— Закрытый кузов!
— Восемнадцатифутовые лестницы!
— Цистерна!
— И поворачивающаяся форсунка на крыше, в виде башенки! — перекрывая всех, выкрикнул Аткинс.
Когда после страстного гимна новой машине установилась тишина, заговорил Кади:
— Нелепость, — сказал он. — У вас уже есть отличная машина, вполне отвечающая своему назначению.
— Мистер Кади абсолютно прав, — сказал Элтон Битон. — Это практичная, крепкая машина, которая много лет служила нам верой и правдой. Глупо было бы заставлять управление залезать в долги на двадцать лет ради того, чтобы купить пожарной команде дорогую игрушку. Мистер Кади зрит в корень.
— Я полжизни борюсь с такими вещами в промышленности, — сказал Кади. — С людьми, для которых мишура важнее того, чтобы работа была сделана. Единственная задача пожарной команды в том, чтобы тушить пожары и делать это как можно экономичнее.
Битон хлопнул Аткинса по плечу.
— Каждый день чему-нибудь учишься, а, шеф? Аткинс улыбнулся улыбкой человека, которому только что прострелили живот.
Ежегодная Ярмарка Увлечений состоялась через три недели после того, как Кади был избран почетным членом пожарной команды. Экспонаты выставили в церковном подвале. За двадцать один день Хэл Брайтон, бакалейщик, перестал делать подсчеты на бумажных мешках, купил калькулятор и переставил прилавки вдоль стен, превратив свою лавочку из большой коробки, загроможденной так, что негде шагу ступить, в площадку для гонок. Миссис Дикки, почтмейстерша, убрала из своей клетки покрытых листвой «детей», а также их стол, и подняла нижний ряд ящиков на уровень глаз. Пожарная команда голосованием отмела красно-синие фуражки как ненужные для пожаротушения. На собрании школы были произведен потрясающий подсчет, убедительно доказывающий, что на обучение одного ученика в средней школы в Спрусфелсе уйдет на семь долларов двадцать девять и шесть десятых цента в год больше, чем потребуется на то, чтобы возить детей в большую, квалифицированную, централизованную школу в Илиуме.
Население деревушки выглядело так, будто каждому вкололи мощный стимулятор. Люди начали быстрее ходить, быстрее заключать сделки, глаза их, казалось, шире раскрылись и стали ярче — даже, пожалуй, бешеными. И по этому бравому новому миру гордо шествовали два создавших его человека, теперь уже постоянные компаньоны, — Ньювелл Кади и Эптон Битон. Функция Битона заключалась в том, чтобы обеспечивать Кади фактами и расчетами, а потом претворять в жизнь зверски реалистические предложения Кади насчет реформ, которые следовали за фактами и расчетами с той же неумолимостью, с какой день сменяется ночью.
Судьями на Ярмарке были Ньювелл Кади, Эптон Битон и шеф Стэнли Аткинс. Они не торопясь шли вдоль длинного ряда составленных торцами столов, на которых были разложены экспонаты. Аткинс, который с тех пор, как общественное мнение сказало «нет» новой пожарной машине, похудел и утратил бóльшую часть прежней живости, нес коробку из-под обуви, в которой лежали аккуратные связки голубых наградных ленточек.
— Не думаю, что нам понадобится столько ленточек, — заметил Кади.
— Не говорите «гоп», — сказал Аткинс. — Мы трудились весь год, и наградить надо будет чертову уйму.
— Заявки разбиты на классы, — объяснил Битон. — И в каждом классе должен быть первый приз. — Он протянул руку к Аткинсу. — Будьте добры, шеф, одну с булавкой. — Он прикрепил ленточку к грязному серому шару четырех футов в диаметре.
— Постойте, — сказал Кади. — Разве мы не должны провести обсуждение? Я хочу сказать — нельзя же весело идти вдоль столов, прикрепляя ленточки везде, где нам заблагорассудится? О небо, вы присудили первый приз этой омерзительной капле, а я даже не знаю, что это такое.
— Шнурки, — пояснил Аткинс. — Это шнурки Батсфорда. Вы не поверите: первый шнурок, с которого начал расти этот шар, он нашел еще в те времена, когда Кливленда выбрали на второй срок.
— Угу, — кивнул Кади. — И только в этом году решил выставить его на Ярмарке.
— Он выставляет его на каждую ярмарку, сколько я себя помню, — сказал Битон. — В первый раз я этот шар увидел, когда он был не больше теннисного мяча.
— И за это бессмысленное и примитивное постоянство, как я полагаю, мы должны наконец осчастливить его первым призом, так? — устало уточнил Кади.
— Наконец? — переспросил Битон. — Он всегда получал первый приз в классе находок.
Кади уже собрался сказать что-то язвительное, но тут его внимание вновь было отвлечено.
— О господи!.. — воскликнул он. — А это что за гнилье, которому вы сейчас выдали первый приз?
От изумления Аткинс даже остановился.
— Как — что? Разумеется, цветочная композиция миссис Дикки.
— Эта куча — цветочная композиция? — воскликнул Кади. — Из ржавого ковша и горстки поганок я сделал бы композицию лучше. А вы даете ей первый приз. Где же соревнование?
— Никто не лезет в класс другого, — сказал Битон, кладя ленточку на палубу незаконченной модели корабля.
Кади сбросил ленту с модели.
— Подождите! Каждый получает приз — я прав?
— Ну, да, в своем классе, — сказал Битон.
— Тогда в чем же цель этой ярмарки? — нетерпеливо спросил Кади.
— Цель? — повторил Битон. — Это ярмарка, и ничего больше. Какая же тут должна быть цель?
— Черт побери! — воскликнул Кади. — Я хочу сказать, что какой-то высший смысл должен во всем этом быть — способствовать повышению интереса к искусству, ремеслам, что-то вроде того. Развивать навыки, вкус. — Он махнул рукой в сторону экспонатов. — Барахло, за что ни возьмись, все это барахло — и в течение лет эти обманутые люди получали первые призы, будто им не с чем было сравнить свои композиции, или будто в мире нет более полезного занятия, чем со времен Кливленда подбирать потерянные шнурки.
Аткинс был уязвлен в самое сердце и потрясенно молчал.