– Не разбилась, значит, счастья не будет, – с сожалением констатировал Александр. – Счастья не будет, оставь ожиданья подросткам, нынешний возраст подобен гаданию с воском… что-то там тра-ля-ля… пахнет весной, мое солнышко, счастья не будет… Есть такой поэт Дима Быков, это он написал.
– Есть такой Дима Быков, – машинально согласился я. Может, мы много выпили? Нет, мы немного выпили. Всего грамм по пятьдесят виски.
– Не бросай меня, – вдруг попросил он, прицельно и бесстрашно глядя мне в глаза. – Ты мне как… Это называют по-разному. В основном дружбой. Суть дела не меняется. Я подумал: вдруг меня убьют, и я не успею тебе сказать…
– Как же я брошу тебя, такого придурка? – с непередаваемо сложным чувством спросил я. – Придется тебя лечить от раннего маразма. У меня есть знакомый психиатр.
– Вот и хорошо, – кивнул он, улегся на ковер и стянул плед с дивана. – Я тут посплю чуть-чуть…
«Счастья не будет, винить никого не пристало, влажная глина застыла и формою стала, стебель твердеет, стволом становясь лучевидным. Нам ли с тобой ужасаться вещам очевидным?»[5]
Лучше бы мы много выпили.
* * *Приходит Надежда, открывает холодильник, выбрасывает из него протухшие котлеты и выливает за борт скисший борщ. Достает из сумки и кладет в холодильник лоток с отбивными, блинчики и копченое сало.
– Ты собираешься жить дальше? – спрашивает она меня, делая интонационное ударение на слове «собираешься».
– Нет, – говорю я ей.
– Зачем ты спустил яхту на воду?
– А куда я должен был ее спустить?
– Я приведу Троицкого, – не то грозит, не то предупреждает сестра.
– Уходи, – прошу я ее.
И она уходит.
* * *«Галя навсегда уехала в Торонто, а через два месяца, вопреки всем моим размышлениям о беспредельной хреновости, пришла весна. На остановках и возле рынка бабушки продавали вербу. Они говорили – „котики“, дело шло к Восьмому марта. Я тупо прогуливал школу – уходил на лодочную станцию, садился на шершавую перевернутую лодку, курил и читал. На Десне медленно таял лед, и жизнь, в осмысленности которой еще несколько дней назад я был не уверен ни на копейку, постепенно насыщалась теплым ветром и нежными перламутровыми сумерками. И я наконец понял, чего хочу. Понял, что хочу построить яхту и уйти на ней по Десне – на Днепр, по Днепру – в Черное море, а оттуда можно попасть в Мировой океан, который не имеет ни конца, ни края, только отдаляющийся горизонт. Но для того чтобы построить яхту, нужны деньги…»
– Ну чего ты смеешься, падла? – огорченно спросил Александр. – Иди ты к черту, не буду тебе ничего рассказывать!
– Яхту построить… Так это и был основной мотив?
– Мотив чего?
– Ну, ты впервые понял, для чего тебе нужны деньги. Чтобы яхту…
– Мне деньги не нужны были, блин, – непоследовательно возразил Владимиров. – Мне хотелось яхту построить. Ты, Лешенька, какой-то тупой.
Ага, а теперь он флотилию может купить себе, не только яхту.
– И что? – осторожно спросил я.
– Ничего. Деньги есть. Есть деньги, заводы, даже один водоплавающий танкер. Только для яхты деньги – не главное, как выяснилось.
– А что главное?
– А не с кем было. Не с кем разговаривать, не с кем яхту строить, решительно не с кем поржать, напиться и, главное, «Понедельник начинается в субботу» почитать вслух некому.
– Кончились твои страдания, – сообщил я ему и, не глядя, взял с полки любимое измочаленное худлитовское издание. – Лови!
Он, естественно, поймал. И счастливо уставился на меня поверх очков своим слегка расфокусированным взглядом.
– Неужели?
– Читай, Санька, – сказал я севшим голосом. – В многомиллионной стране ты наконец нашел кретина, который способен отдать душу за возможность всю ночь слушать «Понедельник» в твоем исполнении. Сначала мы читаем «Понедельник», в перерывах жарим мясо, а потом будем строить твою яхту.
То есть я сам ему предложил. Потому что в тот момент я окончательно понял, что мне уже все равно. Отчаянная придурковатость всей ситуации заключалась в том, что шутки шутками, но без него я сдохну от тоски и скуки, потому что во всем белом свете, во всем необозримом пространстве Мирового океана мне не с кем, решительно не с кем будет поржать.
Часть вторая
Проснувшись в очередной раз и в очередной раз потерявшись в днях недели и времени суток, я собрался выползти наверх и вымыть палубу – всю ночь был ливень с ураганом и настоящий шторм на Днепре, и всю ночь меня рвало в гальюне, но не от морской болезни, а от того, что накануне смешал виски с пивом, вероятно потеряв последние остатки мозгов. А палуба, наверное, вся в иле и в песке. Только одно живое существо меня интересовало – наша яхта. О ней надо заботиться, она должна быть в порядке, потому что в конечном счете все мои планы связаны только с ней.