— А что это может значить?
— Откуда я знаю! Но я повторю то, что сказал, когда вы подходили, и пускай все, кто слышит меня, зарубят себе на носу. Я не допущу здесь колдунов. И пускай эти самые колдуны сейчас же убираются отсюда подальше. И пускай уносят с собой всякие сказки о привидениях, чтобы те, кто хотят здесь работать, начисто забыли о них.
Немного погодя, поразмыслив над этим разговором во время обычной прогулки, Сесилио-старший заключил:
— Выходит не Хуана Коромото, как я предполагал раньше, а Педро Мигеля, вот кого «наставляет» Тапипа, чтобы он влюбился в девушку из Каукагуа! Ergo…[41]
Луисана часто получала письма от Кармелы и Аурелии, полные всевозможных новостей. Сестры писали о всех мелких, средних и крупных неприятностях, неудобствах, огорчениях, терзаниях, бедах и напастях, которые приключались с ними и со всеми их родственниками, проживавшими в Каракасе.
— Ну, вот опять прибыли ящики Пандоры, — говорила Луисана обычно, получая эти письма.
Стойло только открыть конверты, как из них начинали сыпаться несчастья. Тут были и постоянная мигрень, гнетущая Кармелу, и сводившие ее с ума проказы детей, и рассказ о том, как упала с лестницы и сломала себе ногу кормилица в доме тетушки ее мужа и какой это вызвало переполох и уныние всей семьи, и сетования на злой рок и неудачи, преследующие одного из ее деверей, который терпит крах во всех своих делах и начинаниях, и описания тяжелой, затянувшейся беременности Аурелии, преследующих ее тошнот, обмороков и отрыжек, а также повествования о том, как растут милые ее сердцу отпрыски, непрестанно болея молочницей, свинкой, корью, несварением желудка, запорами и поносами, вызываемыми неспелыми сливами и плодами гуаявы, которые растут во дворе дома. Письма обычно кончались неизменными увещеваниями и предупреждениями; сестры предостерегали свою незамужнюю родственницу от опасности погубить себя в «подобной юдоли слез».
Луисана понимала, что все эти хныканья и причитания были направлены к тому, чтобы она не отчаивалась в своем положении и не завидовала их судьбе, и, складывая прочитанные письма, она с улыбкой говорила:
— Бедняжки! — Этим словом она выражала всю сложную гамму своих великодушных чувств. — Бедняжки, ведь они наивно желали показать, что они несчастны в жизни, хотя все их несчастье заключалось в прозаических тошнотах и мигренях, беременностях и переживаниях о сломавшей себе ногу кормилице и заболевших свояченицах. Они вовсю старались этими мелкими неприятностями как бы прикрыть выпавшее на их долю счастье и заверить ее, что их счастье маленькое и преходящее и, мол, не стоит отчаиваться тому, у кого его нет.
Луисана, напротив, и не думала скрывать от сестер, как ее развлекали и забавляли чудачества Сесилио-старшего или как ее глубоко волновали те минуты, когда она писала под диктовку Сесилио-младшего (сам он уже не мог держать в руках перо) глубоко прочувствованную и прекрасно замысленную книгу, которая должна была прославить в веках его имя. И, благодаря этому, а также тому, о чем она умалчивала, жизнь ее ни в коей мере не вызывала жалости.
То, о чем она умалчивала, было лучшим в ее жизни: созданный в ее душе интимно-лучезарный мир, чудесное цветение розового куста, заря ее души, разгорающаяся все сильнее и сильнее после каждой бессонной ночи, проведенной у постели больного.
Но однажды письма принесли новости, прочитав которые, Луисана перестала жалеть своих сестер.
Аурелия писала:
«Ах, сестренка! Ты не представляешь, как я огорчена. Я уже давно хотела тебе написать об этом, но все не решалась, боясь, что ты посчитаешь меня дурочкой. Сегодня я наконец решилась, можешь назвать меня глупой, если я что скажу не так, но я делаю это из любви к тебе. До нас дошли слухи, а у вас они ходят давно, будто в Большом доме появляется Белянка. Ты поняла меня?.. Скажи, что это не так, сестренка. Если ты мне скажешь, что это неправда, я сразу успокоюсь».
О наивной глупости Аурелии Луисана знала давно, по тем не менее читать дальше письмо ей не захотелось. Она сложила его вдвое и, засовывая в конверт, глухо пробормотала:
— Ну вот еще! Теперь Белянка! Неприкаянная душа Анны Юлии Алькорта пришла стереть следы, которые оставила в ту роковую лунную ночь, чтобы другая женщина из ее семьи, оказавшаяся в подобном положении, не пошла бы по ее следам. И все это Белянка делает, чтобы заслужить себе прощение и смягчить муки, которые она испытывает в чистилище. Такова легенда. Здешние слухи находят себе благодатную почву, и Аурелия верит им…