— Вот как? Значит, у нас уже началась война?! — пробормотала Луисана.
— Ну, может, еще и не началась, утверждать я не могу, но долго она не заставит себя ждать. Об этом знают все, даже деревья в лесу; никому не поздоровится. Я сейчас спешу в город, — может, мне удастся сделать так, чтобы хоть этот Эль Мапанаре не пожег все тут вокруг. А вы уж последуйте моему совету, возвращайтесь-ка поскорее домой по этой вот дороге, она прямо туда вас и доведет. Я подожду здесь до тех пор, пока вы не доедете. В случае чего вы мне только крикните. Провожать вас я не буду, чтобы не терять время, а то пока туда да сюда.
— Я не думаю, что все так страшно, как ты говоришь, Педро Мигель, — проговорила в ответ Луисана, напрасно стараясь улыбнуться. — Этот человек ехал по дороге из города, и я совсем недавно видела его.
— Этот человек способен на все. Послушайтесь лучше моего совета.
— Ну что ж, послушаюсь!
И Луисана поскакала по направлению к Большому дому по широкой дороге, которую ей указал Педро Мигель. Сам он, как обещал, остался ждать на перекрестке, чтобы Луисана могла спокойно доехать до дому. И, пока он смотрел ей вслед, на него вдруг нахлынул целый вихрь чувств, выразившийся в громком восклицании:
— Да ведь я люблю ее!
И, дав шпоры коню, Педро Мигель поскакал прочь.
III
Приглашение, сделанное Эль Мапанаре Педро Мигелю, вполне соответствовало намерениям, которые вынашивались в высших политических сферах, этом клубке хитросплетений и авантюр. Восстание федералистов, возглавляемое генералами Фальконом и Саморой, сделало совершенно невозможным дальнейшее содружество либералов и консерваторов, которое все еще по старинке именовалось мартовским движением. Вождем этого союза — за неимением лучшего — был генерал Хулиан Кастро, более близкий в своих воззрениях к либералам, нежели к консерваторам. Он проводил такую политику, которая легко позволила ему отделаться от соглашении с олигархами-цивилистами, от них, и вправду, ничего не мог ожидать настоящий военный. Вот почему он и бросился в объятия выдающихся деятелей либеральной партии, хотя и распространял среди своих друзей, что лишь несправедливость и враждебное непонимание помещиков толкали его на соглашение с либералами, которых он в свое время во всеуслышание обвинил в том, что они будто вели дикую, вандальскую войну. Но, несмотря на то что либералы уже вступили на путь вооруженной борьбы с целью окончательного захвата власти, они все же продолжали оказывать поддержку президенту республики, хотя он и не внушал им доверия своей политической стратегией. Они разработали хитроумный план, согласно которому в главные города страны были разосланы специальные посредники; им была поручена особая секретная миссия: поднимать на восстание народ, чтобы в намеченный час повстанческие отряды федералистов могли выступить одновременно против столицы и потребовать от президента сложить свои полномочия. Следствием тайной работы посредников и были происки Эль Мапанаре и ему подобных, которые повсюду разыскивали людей, пользовавшихся доверием пеонов.
Однако консерваторы не намерены были ни с того ни с сего терять политическое господство и совершили государственный переворот. После этого они сразу приступили к созданию отрядов национальной милиции, которую президент Варгас определил как оздоровительную организацию; консерваторы полагались на эти отряды больше, нежели на регулярную армию.
Блестящему офицеру Военно-инженерной академии Антонио де Сеспедес было поручено организовать отряды милиции в Барловенто, чтобы как можно скорее задушить вспыхнувшие в этих местах мятежи. На него-то и были теперь обращены взоры всей родни, которая в прошлые годы возлагала столь радужные надежды на цветисто пышные и глубокомысленные речи Сесилио-младшего. Венесуэльское семейство, объятое священным трепетом и восхищением перед военной силой и мощью, вставало под сень меча, носитель которого выступал одновременно и в роли посланца — на него была возложена тяжелая и щекотливая миссия: разведать, что творилось в Большом доме в Ла-Фундасьон и почему вместо ответа на полные любви и участия письма Луисана так грубо порвала с сестрами.
Аурелия, со свойственной ей восторженностью, возлагавшая большие надежды на неотразимый воинственный облик офицера, напутствовала его: