В нашу размеренную жизнь изменения пришли только тогда, когда мама закрутила роман с красавцем-гвардейцем Григорием Орловым. Чувства Екатерины к новому возлюбленному оказалась просто огромна — она притащила его на встречу со мной. Как на это могла отреагировать императрица! Но здоровье её оставляло желать лучшего и реакции не последовало. А то я действительно и обосновано боялся, что наши встречи с Екатериной могли и закончатся.
Она познакомила меня с этим могучим красавцем, и я очень удивился. С предыдущими любовниками я не знакомился, да и вообще, мы даже их не обсуждали, а тут сразу знакомство. Более того, на одну из следующих встреч он явился с братьями.
Григорий на меня произвел впечатление не слишком, но всё-таки умного бабника. Младшие братья тоже были фигуристыми красавцами, но значительно более стеснительными, чем Григорий. Но истинным главой этой семьи был Алексей. Не такой красавец, как Григорий — у этого шрам через пол лица, но тоже должен женщинам навиться, да и по фигуре покрупней братьев. Хитрость его просто в глаза лезла. Опасность я почувствовал даже после первой встречи. Но, как я думаю, самых опасных надо приближать и пытаться приручить и контролировать.
Так что, уже на второй встрече я мило поинтересовался:
— Правда ли Алексей Григорьевич великолепно фехтует на саблях и палашах? Тот удивился:
— Фехтую-то я неплохо, но вот искусство моё во многом продукт моей недюжинной силы, а не умения.
— Мне нравится ваша скромность Алексей Григорьевич, но все-таки и я хотел бы вас попросить, если, конечно, это вас не затруднит, быть моим учителем фехтования. Меня учат фехтовать на шпагах, но, боюсь, в бою от этого мало толку, — я был нарочито вежливым и тем самым ещё более озадачил Алексея, найти причину отказа он не сумел и хоть явно не горел желанием отвлекаться от своих занятий, был вынужден согласиться.
Я с самого начала своей новой жизни уделял физическому развитию предостаточно времени — ежедневно выполнял небольшой комплекс физических упражнений, а также бегал, но требовалось и что-то большее, тело росло, и надо было его сформировать. С недавних пор я начал скакать на лошади и фехтовать. Фехтование и конная езда нагружали мышцы очень неплохо, но шпаги — это непрактично. Где я смогу реально драться на шпагах? На дуэлях — бред какой-то, что я вам Д`Артаньян, что ли? На войне — так там сабля или палаш сильно удобнее. Чем проще, тем эффективнее — так я думал.
Мы занимались три раза в неделю, мне это нравилось, и, в общем, сближало меня с семейством Орловых и лично Алексеем. Мне было уже восемь лет.
А зимой умерла тётушка Елизавета.
Глава 3
Императрица долго болела. Каждый день последнего года она чувствовала себя хуже и хуже, очень сильно грустила. Мне кажется, что её просто становилось скучно. Война продолжалась, конца ей не было видно, денег не было, вокруг престола интриги, сил на развлечения не хватает, поговорить нормально можно только с Разумовским, а он давно уже не тот, что был раньше, и тоска только усиливается…
И вот в кабинет, где мы сидели с Платоном и веселились, празднуя Рождество, ворвался слуга с перекошенным лицом и, едва сдерживаясь, проговорил:
— Ваше Высочество! Императрица скончалась!
Конечно, все были внутренне готовы к тому, что она умрет. Плелись интриги, в расчете на её смерть или жизнь, но всё равно… Кто может предсказать волю Божию? Вот Шуваловы явно не смогли предсказать. Я знал, что они готовили заговор против Петра Федоровича, но не успели… Тётушка не хотела думать о собственной смерти, Шуваловы, да и Разумовский — они не успели её уговорить, она не стала делать каких-либо распоряжений по наследованию, и всё досталось папочке…
Все забегали.
Петр Федорович сразу начал давать указания, в основном нелепые, громко хохотать и вести себя как шут, перемежая свои действия выпивкой. Чувствовалось, что он просто не может себя контролировать, разрываемый радостью. Он был счастлив по настоящему — он получил то, на что уже толком и не рассчитывал — престол России.
Мама нашла на него управу, удалив его от тела Елизаветы Петровны в свои комнаты и взяв на себя все мероприятия по подготовке к похоронам. Дальше всё прошло как в плохом водевиле: на похоронах пьяный папа в нарочито белом и разукрашенном костюме громко шутил, приставал к дамам и издевался над церковными обрядами и кислыми лицами.
Как же это было противно! Ладно, я понимаю, что тётю он не любил, она была жестока к нему, но мама пострадала не меньше его и держала лицо.