— Так, значит, надо устранить угрозу Петру! Я поговорю с ним, пора убрать с доски лишние фигуры.
— Не спеши, Михаил! Речь идет не только о тебе! От твоих опрометчивых действий могут пострадать и я, и твоя дочь, и твои племянники! Если мы вызовем падение или хуже того — смерть наследника и его матери, то ненависть с фигуры Петра перейдет на нас! А когда вспыхнет, а вспыхнет обязательно: Петр Федорович — идиот! Да, идиот! И ты знаешь, что это так! И ты не можешь заставить его вести себя достойно!
— Так что же ты, хочешь, Аннушка? — сменил тон канцлер.
— Я не хочу ставить свою жизнь, жизнь дочери и племянников, да и твою жизнь, на одну, причем очень слабую, карту.
— Твой племянничек?
— Да, Павел! Он меня любит и не станет обижать меня и мою семью.
— Любит? Может быть, и ты его любишь? И он тебе дороже…
— Молчи, Михаил! Не расстраивай меня своими глупыми, опрометчивыми словами! Вы моя семья! И этим всё сказано! Но Павел тоже стал её частью и я не собираюсь разменивать вас друг на друга, тем более, когда это противоречит здравому смыслу.
— Хорошо, дорогая, ты права! — Михаил Илларионович смирился с волей супруги. Человек он был не глупый, в конце концов, канцлером он стал не только за счет родственных связей.
В результате деятельности папы, за него держались только Воронцовы: папочка решил жениться на Елизавете Романовне, дочке одного из патриархов рода, прогнав мою мать. Да, похоже, и я сам оказывался под ударом. Хотя какую-то иллюзию спокойствия мне пыталась внушить тетушка Анна, но я слишком хорошо понимал, что Елизавета Романовна — её родная племянница, а её муж стоит целиком на стороне моего отца и, заботясь о своём семействе, она меня до конца защищать не будет.
На очередной встрече с Разумовским я его прямо спросил:
— Дядя Алексей, а хорошо ли не любить собственного отца?
Тот, пожевав губами, без тени укора отвечал мне:
— Некоторых отцов любить и не за что, Павел!
Мама же забеременела от Григория Орлова, была вся в сложных чувствах. Ей, по большому счету, было не до ситуации в России. Я понимал, что, если на нее не повлиять, мы можем потерять Россию. Папа может её расстроить до такой степени, что потом мне её не «собрать».
Свою детскую ревность к любовникам своей матери я держал под контролем и решил повоздействовать на чувство самосохранения Орловых. При очередном уроке Алексея Орлова и поинтересовался, не опасаются ли братья за свою жизнь.
— Как же отец ваш, Ваше Высочество, он же лучше знает, кого наградить, а кого наказать? — не удивился Алексей.
— Ох, Алексей Григорьевич, только Господь справедлив и всезнающ, а царь-батюшка-то не Господь Бог. Тем более не коронованный-то… — я сказал это самым глупым своим голосом, чтобы показать то, что я повторяю чужие слова.
— Как же, ваше высочество, неужели вы своего отца не цените? — хитрый Алексей продолжал меня прощупывать.
— Папенька мне Богом дан, а отвечать за Россию — мой долг! — вот тут, я, похоже, не выдержал и немого отклонился от предполагаемой линии разговора.
Алексей внимательно на меня посмотрел и спросил:
— Неужели вы за нас радеете?
— И за вас тоже, Алексей Григорьевич! — тут я намекнул на то, что именно он мне ценен, а не брат его, — Но и за себя и за учителя своего Никиту Ивановича, и за Алексея Григорьевича Разумовского тоже. — И навел его на тех людей, во мнении которых, по этому вопросу я уже не сомневался.
— Ну, Ваше Высочество, как же нам, самого Императора, что ли, обижать? — вот хитрован, делает вид, что не понимает ничего и даже не думает о таком.
— Алексей Григорьевич, я не понимаю вас, мы же про правду говорим? Как слова правды папеньку обидеть может? Ведь честность — это же главное свойство дворянина? — вот тебе, Алексей Григорьевич, получи. Не всё же тебе дурака изображать.
— А может верность? — продолжал играть он.
— Верность, да, конечно. Для государя — верность отчизне, вверенной тебе Господом!
Разговор получился очень сложным и натянутым, мне регулярно приходилось включать ребенка, но своего я добился. Орловы начали активно искать контакты с Разумовскими и Паниными, маму слегка встряхнули.
После этого, я также открылся маме, сказав, что не переношу отца, и его правление может полностью разрушить государство. Я сравнил его правление с правлением Лжедмитрия[6], которое послужило началом Великой Смуты[7]. И открыто признал за ней право свергнуть его, спасая страну. В общем, сообщил о своей полной поддержке.
К заговору присоединился накрученный мною Панин, который боялся потерять влияние на престол, а значит и своё положение. Разумовский также пообещал поддержку, отойдя от своего принципа невмешательства, и привлек к заговору своего брата Кирилла с его Измайловским полком[8].
6
Лжедми́трий I — (XVI век-1606) — Государь, Царь и Великий Князь всея Руси с 1 (11) июня 1605 года по 17 (27) мая 1606 года, самозванец, выдававший себя за чудом спасшегося младшего сына Ивана IV Грозного — царевича Дмитрия. Первый из нескольких самозванцев, именовавших себя сыновьями Ивана Грозного и претендовавших на российский трон.
7
Великая Сму́та или Сму́тное вре́мя — период в истории России с 1598 года по 1613 год (существуют другие версии периодизации, доводящие хронологию Смуты до 1618 года), ознаменованный стихийными бедствиями, гражданской войной, русско-польской и русско-шведской войнами, тяжелейшим государственно-политическим и социально-экономическим кризисом.