М-да… А второй раз напился я тогда с Пашкой, по поводу Маринки. Он тогда больше всего боялся, что дружба наша развалится… Даже Маринка ему тогда не столь важна была, нет — интересна, но…
Эх, воспоминания… Прошедшее и исчезнувшее… Теперь всё это типа сказки, всё изменилось настолько кардинально, что даже и не расскажешь никому, но вот опыт…
Да. Так что, с Петром Федоровичем у меня отношения не сложились. Да и не хотелось: память-то напоминала про Екатерину Великую, а не про мужа её. А вот к матери тянуться меня заставляли и инстинкты ребенка, и разум взрослого. Мальчонке нужна была мама, а взрослый хотел поставить на победителя.
Пока я был очень слаб, то мог только присматриваться к окружающим людям и обстоятельствам. Понял, что я очень важен. Я реальный наследник! То есть Елизавета не рассматривает моего папашу в качестве преемника вообще, пусть он и её родной племянник от любимой сестры Анны. Ну, никак не рассматривает! Его поведение во время моей болезни ещё больше её в этом убедило — он пьянствовал, тискал свою любовницу и игрался в солдатики. Во временном дворце на Мойке, где я лежал он и не появлялся, хотя и должен был, нарушая тем самым даже приказ самой императрицы.
А вот моя мама вызывала у императрицы ревность. Нет, ну реальная ревность пожилой особы к молодой красавице, да еще не глупой очень. Вот и старалась она отбить у нее единственного пока мужчину, который значит для нее много — меня… А вот у самой, на самом-то деле, не времени, ни любви на меня уже не хватает. Младшей дочери Петра Великого исполнилось всего 47 лет, но выглядела она уже лет на 55 — уж выпить и поразвлекаться безо всякой меры она любила с самого юного возраста.
С психикой снова начались неприятности, как в том, ещё старом, мире, до попадания под машину. Кошмары, срывы, истерики — это было даже хуже, чем было. Там я хоть как-то это контролировал, а здесь я явно терял контроль над ситуацией. Я искал причину и понял: плохо было мне, ребенку двух лет, без материнской любви. Да и отдаляться от матушки мне взрослому, уже сильно за сорок, тоже претило. Екатерина усилила свои позиции около меня своим поведением во время моей болезни — она сидела безвылазно во дворце, пьянству и разврату не предавалась, общалась только с духовником и парой подруг, толком и не спала даже, беспокоилась за меня. Но не настолько, чтобы получить все материнские права, наши встречи наедине были запрещены, а в присутствии императрицы допускались всего два раза месяц, с тех пор, как я очнулся.
Надо что-то делать… Я подумал: «А что самое естественное? Сбежать к ней! Но так, чтобы не вызвать подозрений, что это устроила именно мама». Так что, я подобрал момент, когда точно знал, что Екатерина приехала во временный дворец на визит к императрице, и утек к ней.
Скандал был знатный. Потенциальный наследник пропал и обнаружился в приемной императрицы, когда вбежал туда с криком «Мама-мама!» и прижался к потрясенной Екатерине. Оторвали, императрица накричала на меня и нянек, и утащили в комнаты.
Второй раз. Уже гнев был меньше с элементами раздумья. А в третий раз, меня уже через час отвели к императрице на разговор. Императрица давно порвала с Разумовским и жила с Шуваловым. Но в сложных случаях она всегда прибегала к хитрости и разуму своего бывшего фаворита, а по слухам и мужа. Так что, меня на разговор ждали двое.
— Павел Петрович, как назвать Ваше поведение? — строго вопросила императрица.
— Тетушка Елизавета Петровна! — даже мне самому тоненький, неуверенный детский голосок и смешной выговор букв показался трогательным, — Я к мамочке хочу!
— Алексей Григорьевич, вы что думаете?
Разумовский откашлялся и красивым, певучим голосом с небольшим хекающим говором произнес:
— Матушка! Я своим простым разумом что мыслю: даже теленок к матери рвется, а уж ребенок так завсегда.
— Эка, как ты, Алексей заговорил.
— Ну, матушка, ты же правды хочешь. А так, как скажешь, государыня, я весь твой.
— Тетушка! — тут уж я жалобно подключился. Слезы на глазах.
— Все вон пошли! Думать буду. — я низко поклонился и засеменил к выходу.
За дверью меня догнал Разумовский, ласково погладил меня по голове:
— Не плачь, малыш! Всё будет хорошо! — на душе потеплело, — Глядишь, и получится всё…
Глава 2
Видеться теперь с мамой мы могли два раза в неделю по часу. Немного, но без присмотра! Психике явно стало легче, приступы истерик закончились, мне удалось взять тело под контроль. Я понял, как правильно говорить и реагировать на раздражители, в общем, и объективно и субъективно ожил. Все успокоились и всё, в общем, устаканилось.