Рабочий. Это я знаю. Но как же он тогда успел распорядиться, чтобы о его смерти сообщили только после похорон?
Ионе. Прошу вас, не кричите. Я же вам сказала: в соответствии с его желанием о его смерти мы должны сообщить только через два дня.
Рабочий. А может, вы его попросите, чтобы он позволил вообще об этом случае ничего не сообщать?
Ионе. Кого попросить?
Рабочий. Ну, вашего покойника. Если бы можно было так сделать, чтобы никто не узнал...
Клелия. Во всяком случае, в течение ближайших двух дней вы должны молчать Такова воля покойного.
Рабочий. Я и молчу.
Ионе. Не сказала бы. В общем, мы полагаемся на вас.
Рабочий. А я — на вас. Ведь его уже все равно не воскресишь. Такое несчастье.
Тереза. Да, большое несчастье.
Рабочий. Кому вы рассказываете. Если бы вы знали, какой это был для меня удар!
Тереза (растроганно). Спасибо, спасибо... (Пожимает ему руку.)
Рабочий. Ну благодарить меня, может, и не стоит...
Тереза. Нет-нет. Все-таки это приятно...
Рабочий. Вы вдова?
Тереза. Да.
Рабочий. Рад за вас...
Клелия. В общем, договорились: вы держите язык за зубами.
Рабочий. И вы тоже. Вроде бы ничего не случилось. Но как же его будут отсюда выносить?
Клелия. Мы постараемся все это проделать осторожно.
Рабочий. Вот правильно Вы у меня сняли камень с души. До свидания. (Направляется к двери.) Да, простите. Забыл вам сказать, что у меня пятеро детей.
Ионе. Очень приятно.
Рабочий. Мал мала меньше.
Ионе. Все дети такие миленькие... когда маленькие...
Рабочий уходит. Появляется привратница.
Привратница (Терезе). Синьора, я никому ничего не говорила, но на парадном повесили черные ленты — синьор с синьориной, которые тут у вас были. Они и объявление в газету дали. Да вот уж к вам и знакомые повалили. (Уходит.)
Тереза. Ах, как нехорошо. Но что теперь поделаешь!
Ионе. Пойду хоть черные шали принесу. (Быстро уходит и возвращается с черными шалями для себя, Терезы и Клелии.)
Анджелика (входя). Синьора и синьор Пелаэс.
Пока чета Пелаэс заходит в гостиную, а Анджелика выходит из нее, Тереза достает носовой платок и, прижав его и глазам, начинает беззвучно плакать. То же самое она проделывает каждый раз, когда на сцене появляется новое лицо. Обняв синьору Пелаэс, пожав руку ее мужу, Тереза указывает им на кресла, и все рассаживаются, сохраняя на лицах выражение немой скорби.
Синьора Пелаэс (вздыхая). Мы рождены для того, чтобы страдать. Я не могу поверить, что его уже нет с нами. Это невероятно.
Клелия. Я только что говорила то же самое, слово в слово.
Синьора Пелаэс. Мой муж был едва знаком с бедным Пьеро, но как его потрясла эта весть, если бы вы знали...
Тереза. Благодарю вас, благодарю.
Синьор Пелаэс, не меняя позы, слегка кивает головой.
Бедный Пьеро! Если бы мне сказали: «Нет, он не умер, он ослеп»...
Клелия. О, конечно, если бы мне предложили выбрать между мертвым и слепым, я бы выбрала слепого. (Обращаясь к синьоре Пелаэс). А ты?
Синьора Пелаэс. Я? Мертвого.
С визитом соболезнования приходит адвокат синьор Освальдо. Он от самой двери протягивает руки к Терезе и патетически восклицает: «Синьора Тереза!» Потом садится, раскланивается с присутствующими. Вздыхает.
Освальдо. Не могу поверить. Никак не могу поверить, что его уже нет.
Клелия выражает свое полное с ним согласие. Между тем Тереза бережно достает из альбома несколько старых фотография и протягивает синьоре Пелаэс.
Синьора Пелаэс. Вот такой он и был, смотри, Марко.
(Синьор Пелаэс берет фотографии и, не глядя, сует их Освальдо.)
Освальдо. Как живой. (Протягивает фотографии Клелии.)
Клелия. Я их уже видела, спасибо. А вот и синьора Челесте пришла. Покажите их ей.
Челесте. Спасибо, не надо. Мне будет слишком тяжело. (Здоровается со всеми.)