Посыльный. Черт побери, если бы я знал раньше, не тащил бы эту тяжесть наверх.
Пьеро. Мне очень жаль.
Посыльный. Ну, что поделаешь. Только как теперь доставить его обратно? Нам велели сделать все поаккуратнее, чтобы не бросалось в глаза. Поэтому фургон я сразу же отпустил. Позвоните в похоронное бюро, пусть пришлют машину.
Луиджи (Пьеро). А может, ты оставишь его... на всякий случай... в общем, до того момента, когда он действительно понадобится?
Пьеро. Нет, тогда я закажу новый. Вдруг мода к тому времени изменится. Кстати, может, купишь его ты? Ведь размеры у нас, кажется, одинаковые...
Луиджи. Спасибо, но у меня склонность к полноте.
Пьеро. У меня тоже. Поэтому лучше всего отправить его обратно.
Луиджи. И пусть нам вернут деньги.
Пьеро. Дело не в деньгах, просто мне хочется поскорее убрать его из дома.
Луиджи (посыльному) Может, вы вернете его в похоронное бюро за полцены?
Посыльный. За полцены? Можно, конечно. Я скажу, чтоб прислали машину. До свидания. (Уходит.)
Луиджи. Ну а теперь хватит грустить. Пойду выпью за твое здоровье! (Уходит в другую комнату.)
Со стороны лестницы доносятся нарастающей силы стенания. Вбегает Тереза.
Тереза (испуганно прислушиваясь). Пьеро, по-моему, это твоя сестра Элизабетта!
Голос Элизабетты. О, наш дорогой ангел, на кого же ты нас покинул? Вечная тебе память...
На сцену выходит этакий седой гренадер в юбке, с широким красным лицом, покрытым довольно густой растительностью. Элизабетта в трауре, с чемоданом. Не обращая внимания на Пьеро, держащего в одной руке бокал шампанского, а другой отправляющего в рот сладости, она подходит к Терезе и говорит трагическим тоном.
Неужели, неужели он умер?!
Тереза (после объятий). Спроси у него. (Указывает на Пьеро.) Ты меня, пожалуйста, извини, но у меня там гости. Приходи потом закусить.
Элизабетта (поворачивается к Пьеро и спрашивает тем же тоном). Ты понимаешь, что такое смерть?
Пьеро (с набитым ртом, спокойно). Да-да, понимаю.
Элизабетта (вздрагивает, протирает глаза, обалдело смотрит на него, только сейчас начиная соображать, что говорит с самим Пьеро). То есть как это...
Пьеро (все так же спокойно). Случай мнимой смерти. Не хочешь ли чего-нибудь с дороги? (Протягивает ей вазу.)
Элизабетта. Ох, святые угодники! Как же теперь быть?
Пьеро. С чем?
Элизабетта. Когда принесли телеграмму, мой муж сразу же все понял. Он так разволновался, что его хватил удар. Сейчас, слава богу, все прошло.
Пьеро (разочарованно). Уже?
Элизабетта. К счастью, да. Ты же знаешь, какое у него больное сердце. Сильное волнение может его убить. Но сейчас он уже вне опасности.
Пьеро. Слава богу.
Элизабетта. Но врач сказал, что еще одно такое потрясение — и он отправится на тот свет. Послушай, Пьеро... он ни в коем случае не должен знать, что ты воскрес. Этого он не вынесет.
Пьеро. Как?! Он знает, что я умер, и чувствует себя превосходно, а известие о том, что я жив, может его убить?
Элизабетта. Пьеро, пойми же меня правильно. У Панталео такая ранимая душа. Ты ведь сам знаешь, как он тебя обожает. Один удар он уже перенес и, к счастью, оправился от него.
Пьеро. Ну и слава богу.
Элизабетта. Но если он узнает, что ты воскрес, от радости его хватит второй удар, и тогда конец.
Пьеро. Ах, бедняга. Ну что ж, пусть он продолжает думать, что я мертв, если от этого ему лучше.
Элизабетта. Пьеро, ты все иронизируешь, а ведь у Панталео благороднейшее сердце. Он тебя обожает: он может умереть от радости. Ты понимаешь, что это такое? Сейчас он — сама скорбь: глубокая, неизгладимая, вечная, но... спокойная, да-да, теперь уже спокойная.
Пьеро. Быстро же он успокоился. Но, как бы то ни было, не могу же я вечно притворяться мертвым только потому, что это приятно моему шурину.
Элизабетта. Ну конечно, рано или поздно он все узнает. Мы подготовим его постепенно, осторожненько. А сейчас, пока рана еще так свежа, нужно поберечь его.
Пьеро. Ну так не сообщай ему ничего, а когда вернешься домой...