– А не надоест каждый день по два раза одно и то же в окне видеть? – сомневается Хэм. – Опять же от чая с печеньем зубы разболеться могут, а от сидячей работы появится люмбаго.
– Это что за птица?
– Болезнь какая-то. Профессор страдал. Нет, мне твоя мечта не по вкусу, – продолжает Хэм, – я вот хочу в следующей жизни переродиться ездовой лайкой. Такой, знаешь, с голубыми глазами. Чтобы где-нибудь на Крайнем Севере нарты возить и мороженой рыбой питаться. Снег искрится на солнце, скрипит под лапами, бежишь и радуешься. А даже если и пурга – свернулся калачиком рядом с братьями-лайками и спи, пока хозяин не разбудит.
– А как ты там человеком жить будешь?
Хэм задумался, потом потянулся и сказал.
– Знаешь, я только сейчас понял, что меня особо не волнует, как я буду жить человеком. Псом быть иногда голодно, иногда холодно, часто опасно, но в целом легко. А человеком – где бы ты ни жил – человеком быть сложно.
Старушка и белье
В каждом старом доме живет чудаковатая старушка. Жила такая старушка и в доме Петуховых. Звали ее Кондратьевна. Старушка прикармливала голубей на балконе, но не потому, что она птиц любила. Вернее говоря, именно потому, но любила она их не платонической любовью. Кондратьевна уважала жареных голубей в луковом соусе. Поэтому прикормив глупых пернатых, она очень ловко ловила их специальной веревочной петлей, сворачивала шеи, ощипывала, опаливала оставшийся пух на газовой конфорке и готовила на старой чугунной сковородке. Во всем остальном она была доброй и милой старушкой. И очень наивной.
По своей наивности она думала, что сейчас, как и пятьдесят лет назад, в годы ее молодости, белье лучше всего сушить на свежем воздухе. И хотя во дворе этого свежего воздуха почти не водилось, а водились бензиновые выхлопы и метки гулящих котов, Кондратьевна натянула веревки и регулярно вывешивала свои простыни и пододеяльники сушиться. Естественно, так же регулярно белье тащили злоумышленники, и так же регулярно сердечные соседи заменяли похищенное бельем, взятым из своих запасов.
– Ишь ты, – радовалась Кондратьевна, – как вкусно пахнет! Совсем ведь другой коленкор, когда белье на свежем воздухе сушишь. Тут тебе и цветами пахнет и даже как будто хвоей, – радовалась она запахам, которые придавал белью кондиционер «Альпийская свежесть», которым пользовались соседи.
А Хэм как раз вошел в ту пору, когда у собак ноги удлиняются невероятным образом, вся фигура становится раскультяпистой, щенячья прелесть исчезает, а чувство собственного достоинства и спокойная грация, присущие взрослым псам, еще не появляются. И вот Хэм обнаружил белье, вернее ветер, который заманчиво шевелил белые простыни. Несомненно, за ними скрывался злоумышленник, который готовился напасть на хозяйку! Хэм залаял, призывая врага на честный бой. Злоумышленник продолжал трусливо прятаться за простынями. Хэм зарычал. Злоумышленник погрозил ему из-за простыне чем-то, напоминающим нож. Хэм взъярился и бросился на врага. Не прошло и минуты, как все простыни чистоплотной Кондратьевны были порваны в клочки, измазаны дворовой пылью, в общем, приведены в совершенно негодное состояние. Мама, которая в тот день выгуливала пса, вздохнула, оттащила Хэма от поверженного врага и повела домой.
Надо ли говорить, что в тот вечер Кондратьевна опять снимала со своих веревок белье, неожиданно сильно пахнувшее сиренью?
– И ведь вроде осень на дворе, – удивлялась старушка.
Бедный Хэм
Однажды сослуживица мамы, которую мама звала просто Карина, а Василию полагалось звать Карина Араратовна, забежала домой к Петуховым, чтобы занести головку сыра, банку икры и большой кусок слабосоленого филе семги. Все это Карина Араратовна привезла из Финляндии по заказу мамы. Как водится, мама, вместо того, чтобы быстро упрятать все в холодильник и выпроводить шумную гостью, затеяла чай, подала бутерброды, вишневое варенье и рассыпчатое курабье. И они принялись щебетать. Василий не любил, когда женщины щебечут и поэтому скрылся в своей комнате. Хэм, который в тот день был мужчиной, лежал на диване и читал Плутарха. Только мальчик хотел оторвать его от этого глупого занятия и пригласить сыграть на пару в ходилки-стрелялки, как в комнату ворвалась разгоряченная от чая Карина с криком:
– А где здесь прячется мой любимый сладкий мальчик? – И тут увидела Хэма с Плутархом. Не знаю, что произвело на даму большее впечатление – потрепанный том римского историка в руках или мускулистый торс мужчины, который предпочитал дома ходить в одних джинсах, но она ойкнула и принялась тараторить еще быстрее: