В горле у Семена пересохло, перехватило дыхание. Расталкивая людей, он бросился за Чапаевым, направлявшимся к санкам:
— Василий Иваныч!..
Чапаев обернулся. Взглянул на запыхавшегося Кузнецова, и его быстрые зеленоватые глаза сощурились в ласковой улыбке:
— Кузнецов?.. Семен?..
— Он самый, Василий Иваныч! — Командир взвода протянул Чапаеву широкую жилистую руку.
— У, Семка! — Чапаев обнял Кузнецова, и они поцеловались,
— Совсем окончил науки, Василий Иваныч?
— Пока кончил. Не сидится мне спокойно, когда республика наша в таком положении: со всех сторон враг наседает, — глухо говорил Чапаев. — А учиться надо, Семен… Ну, живем как?
— Живем!
— Повоюем еще, Семен, за победу коммунизма, а?
— Повоюем, Василий Иваныч, беспременно!
Чапаев сел в санки и поехал в Казачью Таловку.
Кузнецова окружили красноармейцы. Толстый от надетого на пиджак тулупа невысокий мужик, должно быть, обозник, скребя пальцем за ухом, спросил:
— Он что же тебе, сродни доводится?
Кузнецов спрятал в карманы посиневшие руки и, чуть улыбнувшись обветренными губами, громко сказал:
— Нет, папаша. Я у Чапаева в полку рядовым служил.
Сабля
Семен Кузнецов придирчиво оглядел бойцов и глухо проговорил:
— Дело серьезное поручили, сами должны понять.
Он еще раз окинул взглядом взвод и хлестнул плеткой коня.
Красноармейцы поскакали вслед.
Хутор спал тревожным сном. Где-то лаяли собаки и скрипели ворота.
За околицей потянулась бескрайняя, скучная в своем однообразии степь. Ехали молча, не курили. Слышен был лишь топот копыт, да изредка — лошадиное фырканье.
Верст через шесть свернули к невысокому молодому осиннику. Слезли с коней и, увязая в снегу, вошли в рощицу.
— Тут полянка где-то, — ни к кому не обращаясь, сказал Кузнецов.
В сапоги ему насыпался снег, и промокшие ноги зябли. Вскоре выбрались на поляну.
— Я беру с собой двоих. Ты пойдешь, — кивнул Семен на Ягодника, — и ты, Дубенков. А вы тут с конями. Через час, поди, вернемся.
Ягодкин и Дубенков приблизились к командиру.
— За рощей секрет противника. Одного беляка захватим с собой, Вязать буду я, — сказал Кузнецов.
Шли настороженно, пригибаясь к земле, потом ползли…
Приподняв голову, Кузнецов прислушался. За деревом, в лощине, тихо переговаривались. «Значит, тут», — решил он и прополз немного вперед, раздвигая кусты.
В лощине, защищенные от ветра, сидели три солдата в башлыках.
Командир оглянулся назад и знаками приказал товарищам ползти в обход. Покончили быстро.
Перепуганный солдат, со связанными руками и кляпом во рту, глупо смотрел на чапаевцев.
— А мы думали, не случилось ли что, — обрадованно улыбнулся один из бойцов, когда Кузнецов и сопровождавшие его Дубенков и Ягодкин возвратились на поляну. — Год будто прошел, а вас все нет.
Солдата посадили на свободную лошадь, привязали к седлу и тронулись в путь. Все были довольны, хотя и сильно прозябли.
Вдруг Кузнецов остановил коня.
— Я саблю потерял, — сказал он дрогнувшим голосом. — Отстегнулась, должно.
— Потерял? — переспросил кто-то.
— Как же быть? Делать что, ребята?
Лошади переминались с ноги на ногу, чуть вызванивая подковами о лед. Порывом налетал ветер, собирал с земли колючий снег и бросал его в лица людей.
— Может, вернемся? — неуверенно проговорил Васька Ягодкин.
Семен не ответил.
«Что делать?… — и ему представилось, вот подходит Чапаев, внимательно оглядывает его и спрашивает: «А где у тебя сабля? Что-то не видно ее, Семен?» Что я тогда отвечу?..»
Подняв на дыбы коня, Кузнецов крикнул:
— Езжайте, догоню!
И пропал в темноте.
Несколько минут бойцы не трогались с места и, сдерживая лошадей, все оглядывались назад.
Наконец Дубенков шагом пустил коня, и за ним тронулись остальные.
— А вдруг не найдет, а? — поравнявшись с Дубенковым, промолвил Ягодкин.
— Ты чего? — сердито переспросил тот, видимо, недовольный, что его вывели из задумчивости.
— Не найдет, говорю, наверно, — повторил Ягодкин, заглядывая в лицо товарищу: — Степь, она большая, и ночь к тому же.
— А ты почему знаешь? — обозленно прокричал Дубенков и отвернулся.
* * *Наутро бригада заняла станицу Сломихинскую, отбросив белых за Чижинские озера.
Мартовское солнце обогрело землю. С крыш падала капель, и воробьи бойко чирикали на кустах акаций.
Чапаев въезжал в станицу, окруженный командирами, бойцами. Радовались победе. В весеннем воздухе плыла песня.