— Ах, так! — вызывающе промолвила Клавка. — Ну и пожалуйста, молчи! Молчи в свое удовольствие. Хоть до скончания века!
Внизу что-то со звоном полетело на пол — видимо, алюминиевая ложка, и тотчас Клавка запела, стараясь казаться веселой и беззаботной:
Позвольте вам сказать, сказать, Позвольте…Вспомнив, вероятно, о том, что эту песенку только что пел Родька, Клавка внезапно смолкла и убежала с веранды, хлопнув дверью.
Наскоро позавтракав в одиночестве — отец отправлялся на работу рано, — Родька вырвал из тетрадки лист, взял карандаш и размашисто написал сверху: «Что купить». Подержав в зубах карандаш, он поставил вопросительный знак после слова «купить» и задумался.
Нынче у отца день рождения. И он, как всегда, забыл, конечно, об этом. Но мать никогда не забывала. И будь она сейчас дома, а не в Ялте, на кухне уже горела бы плита, шипели сковородки, а в квашне всходило тесто…
Родька почесал затылок и решительно исправил тонкий вопросительный знак на жирный восклицательный. Ничего, он как-нибудь и без матери справится. Главное, все заранее предусмотреть, что надо купить к праздничному столу, не выходя из жестких рамок «бюджетных средств» — так любит говорить Клавкин отец Антон Максимыч.
Но у Родьки деньги не «бюджетные», отпущенные отцом на питание (те уже все кончились еще позавчера), а свои, и, к искреннему его огорчению, не в большом количестве: всего лишь тридцать восемь рублей и пятьдесят шесть копеек[1]. Это все, что он сумел сэкономить от денег, выдаваемых матерью на школьные завтраки.
В январе на катке, пока Родька стоял в очереди за полушубком, у него кто-то украл норвежки. И Родька начал копить деньги на новые коньки. Нельзя же всю жизнь одалживать коньки у Петьки. А к следующей зиме, глядишь, появятся свои, и совсем-совсем новенькие. Но теперь… Ну и ладно, обойдется он как-нибудь и без коньков!
«В погребе у нас есть говядина. — Родька заставил себя думать в нужном направлении. — Из нее можно сварганить какое-нибудь вкусное блюдо. Еще есть помидоры и огурцы. А в буфете стоит баночка с клубничным вареньем. Все пригодится! Купим же мы… пачку печенья «Крокет» — оно дешевое, мармеладу полкило (тут Родька почувствовал, как щеки его стали горячими — к мармеладу он сам был неравнодушен). Ну, можно и без него, без этого мармелада. Потом бутылку наливки черносмородинной — отец ее любит. Только не забыть бутылку на лед в погреб положить. Еще банку рыбных консервов — сома в томате. Знатная вещь! А теперь прикинем, на сколько все это вытянет».
Закончив подсчеты, Родька взял кошелку и отправился в гастроном. Домой он возвращался веселый: денег хватило с лихвой. А на оставшуюся трешку — чтобы она не жгла кармана — купил бутылку клюквенной воды.
«Теперь ужин у нас будет по-настоящему праздничный! Только надо сейчас же браться за уборку квартиры: протереть влажной тряпкой стулья, подоконники, вымыть полы. Мать всегда так делает каждую субботу».
Едва он вошел в квартиру, как в дверь постучали:
— Телеграмма!
«От мамы, наверно», — подумал, просияв, Родька.
Рыжая девушка со строгим лицом заставила его расписаться в книжке и вручила вчетверо сложенный листок бумаги, пахнущий столярным клеем.
— Откуда? — спросил Родька.
— Из Ялты, молодой человек. Вы что, читать сами не умеете?
Девушка ушла.
Родька сконфузился и поспешно захлопнул дверь.
Сбоку телеграмма была заклеена узкой полоской. Он не стал ее разрывать, но из любопытства заглянул в текст, осторожно отводя закрывавший слова край бумаги. Слева шли две строчки: ПОЗДРАВЛЯЮ ДНЕМ РОЖ УСПЕХОВ РАБОТЕ СКУ. Справа были еще две строки: ДЕНИЯ БУДЬ ЗДОРОВ ЖЕЛАЮ ЧАЮ О ВАС РОДЕЙ ЦЕЛУЮ АСЯ.
Родька ошалело помотал головой и снова принялся перечитывать телеграмму. Наконец все стало понятно: «Поздравляю днем рождения будь здоров желаю успехов работе скучаю о вас Родей (ara, там скучает, а дома иной раз так отругает) целую Ася». Вот уж это «целую», по мнению Родьки, было совершенно ни к чему — они с отцом не маленькие, могут и без поцелуев обойтись!
Немного погодя он еще раз заглянул в конец телеграммы, отнес ее в комнату и тут постоял, хмуря лоб и задумчиво поводя мякишами пальцев по гладкой доске буфета.
В шестом часу вечера, когда Родька провертывал через мясорубку мясо, прибежал запыхавшийся Петька.
— За тобой гнались? — спросил с недоумением Родька: он еще никогда не видел друга таким возбужденным.
Петька перевел дух и не совсем уверенно, заикаясь, пробурчал:
— К-кажется, нет.