Хотя молодой речник и насвистывал беззаботно веселую песенку, точно готовился отправиться на парад, Ромка все же заметил, что он чем-то озабочен. Поправляя на голове фуражку, снимая с локтя какую-то соринку, он все смотрел и смотрел через забор на дорогу, на проходящих по улице людей.
Везет же этой Пузиковой: ни к кому-нибудь, а вот к ним стал на квартиру штурман. Ромка с досады хмыкнул и задумался. Как бы ему познакомиться со штурманом? Правда, как?
Немного погодя Ромка тоже стал насвистывать: отчаянно и громко — изо всех сил. Возможно, сейчас штурман повернет к нему свое обветренное, огненно-бронзовое от загара лицо и скажет: «А у тебя, браток, недурно получается. Давай знакомиться. Меня Сашей, а тебя как зовут?» Но штурман даже не оглянулся. Будто Ромки и не существовало. Будто это не Ромка с непринужденной веселостью насвистывал простенький мотивчик бестолковой, но так полюбившейся многим в последнее время песенки.
Неожиданно штурман сорвался с места и ретиво, чуть ли не бегом, помчался к воротам.
Что с ним такое случилось? Ромка привстал на цыпочки, вытягивая шею. По асфальтовому тротуару, постукивая каблучками, шла Таня — Ромкина двоюродная сестра. Она спешила к автобусной остановке, задумчиво глядя себе под ноги.
Иногда Ромка видел Таню с Аркашкиным отцом — они работали на одном заводе.
И Ромка приметил: если рядом с Таней шагал Аркашкин отец — высокий, длиннорукий мужчина, то девушка всегда весело тараторила, хотя спутник ее только слушал и слушал, чуть улыбаясь кончиками по-мальчишески пунцовых губ.
Штурман появился на улице в тот самый момент, когда стройная, легкая на ногу Таня поравнялась с домом Пузиковых.
— Доброе утро! — храбро выпалил Саша, весь вытянувшись в струнку. Могло показаться, что он повстречал не девушку, а по меньшей мере адмирала.
Таня кивнула, кивнула рассеянно и пронеслась, точно на парусах, мимо франтоватого штурмана.
От такого неожиданного оборота дела парень даже опешил. С минуту он смотрел вслед удалявшейся Тане. В голубоватом выгоревшем комбинезоне она больше походила на мальчишку-подростка, просто так, от нечего делать, повязавшего голову алой косынкой.
Ромка опять засвистел. Теперь насмешливо, с вызовом. Придя в себя, штурман бросил в сторону Ромки недобрый взгляд и тоже, как на парусах, полетел догонять Таню.
Когда белый китель скрылся за углом, Ромка собрался было войти в сени, но тут его окликнула Пузикова.
Она появилась внезапно — не то из сарая, не то из старой бани, превращенной хитрой, непоседливой девчонкой в образцовый курятник. Обеими руками Пузикова придерживала подол платьица. Платье на ней было грязно-пепельного цвета. Точь-в-точь такие же были у нее и гладко расчесанные на прямой пробор волосы, заплетенные в жиденькую крючковатую косичку.
— Жив, утопленник? — спросила Пузикова, сверкая синеватыми стеклами очков в тусклой железной оправе.
— Какой же я тебе… утопленник? — обиделся Ромка, насупив брови.
— А то не знаешь? — Пузикова насмешливо фыркнула, показывая мелкие, острые зубки. — Не на такую напал: я всегда в курсе. Мне все-е известно!
— А чего это — все?
— А вот все… и все! — Пузикова так притопнула ногой, что крючковатая косичка у нее на затылке даже подпрыгнула. — Мне Катя Блинова рассказывала. А Кате Мишка Моченый. А Мишке, — тут Пузикова передохнула, — а Мишке все-то расписал, понимаешь, персонально, сам…
И она, не закончив, захихикала.
«Разболтал? — закипело внутри у Ромки. — Аль и правду Аркашка разболтал всему городу про вчерашнее?»
Два прыжка — и Ромка у забора. Еще прыжок — и он у Пузиковой на дворе.
— Ну-ка скажи, что вам Сундук с мыслями набрехал? — не моргнув глазом, потребовал Ромка.
Пузикова разинула рот: уж не на крыльях ли этот сумасшедший перелетел на их двор?
— Ну? — Ромка еще ближе подошел к девчонке.
Теперь настал черед ему смеяться: Пузикову словно столбняк поразил — она все еще никак не могла прийти в себя. Ромка повернулся к ней спиной и зашагал прочь.
— Закрой рот, а то ворона залетит! — бросил он через плечо.
Но Пузикова догнала его, схватила за руку.
— Ты чего взъерепенился? Разве я… разве я виновата, что ты в море свалился? Я тут… я тут ни при чем.
Ромка оглянулся. Пузикова всхлипывала.
— Еще этого не хватало! — возмутился Ромка: он ненавидел слезы. — Сейчас же утрись!
— Я… я сейчас, — покорно пробормотала Пузикова, маленьким кулачком сдвигая на прыщеватый лоб очки.
Когда она подняла руку, из края подола на землю посыпались к ее ногам лимонно-желтые шарики.