— Чего тут? — спросил Костик, опускаясь на примятую траву рядом с Маришкой.
Но Маришка даже не взглянула на Костика. Она шмыгнула носом, потыкала грязным пальцем ребристую покрышку колеса и лишь после этого по-деловому сухо сказала:
— Разве не видишь? Задний мост проверяем!
С безжалостным ожесточением вытерла рукой нос (Костик удивился, как Маришка не свернула нос набок) и еще сказала, по-прежнему не глядя на Костика:
— У нас с папаней МАЗик — что твои часы… Не как у некоторых. Не зря у нас на радиаторе флажок ударника. А знал бы ты, в каком виде мы с папаней приняли самосвал… Хижина дяди Тома, а не машина была!
— Мишка! — проговорил сиповато человек, лежавший под самосвалом.
Толкнув Костика острым локтем в бок, Маришка прошептала:
— Папаня страсть как не любит, когда его нахваливают!
Некоторое время и Маришка и Костик молчали, глядя на вытянутые перед ними ноги. Но вот ноги зашевелились, согнулись в коленях. А еще через миг из-под машины вылез Маришкин отец — дюжий мужчина в синей помятой куртке.
— Папаня, да ты весь вымазался! — сказала Маришка. — Дай-ка мне ветошку!
И тотчас сама полезла в оттопыренный карман отцовской куртки.
Отец устало улыбнулся. На потном обветренном лице его с красно-бурыми выпуклыми скулами маслено лоснились дегтярные пятна: одно у подбородка, а два над правым глазом, казавшимся чуть-чуть больше левого.
Маришка заботливо вытерла отцу лицо, сидевшему смирно и послушно, сунула ветошь в тот же карман и кивнула в сторону Костика:
— Это он, папаня, Женьку от козла спас. Помнишь, я тебе про него говорила?
— Как же, Мишка, помню, — кивнул отец и протянул Костику широкую руку. — Будем знакомы. Меня Спиридоном, а тебя как?
Жгуче краснея, Костик не без робости положил свою руку на жесткую ладонь дяди Спири, всю в паутине черных морщинок.
— А его, папаня, Константином, — за Костика ответила Маришка. — Папаня, а ты по дороге на карьер не подбросишь нас на Волгу? Тебе ж по пути!
Опустив Костину руку, дядя Спиря надвинул на лоб беретик. Каким-то чудом этот выгоревший пепельно-синий беретик держался на его кудлатой голове. Спросил:
— А вы, котята, не потонете на Волге?
— Спрашиваешь! — хмыкнула Маришка. — Это я-то потону?
— А Женька?.. За ней глаз да глаз нужен.
— Папаня, так мы же с Костькой в оба за ней станем следить!
Дядя Спиря снова передвинул послушный беретик на прежнее место — на затылок.
— Ну, раз в оба, я не возражаю. Тогда по коням!
— Же-е-енька-а! — закричала Маришка. — Где ты, толстуха, застряла? Же-енька!
А Женька, пока ее оставили в покое, уселась на кучу золы при дороге и преспокойненько так собирала в подол перепачканного платьишка черные угольки.
В целях педагогического воспитания Маришка собралась было отшлепать сестренку по пухлому заду, да дядя Спиря разговорил:
— Вы куда собрались? На Волгу? А на Волге и помой Женьку с песочком. Платьишко ей сполосни… И порядочек будет!
И дядя Спиря полез в кабину. Рядом с отцом села Маришка. Женьку она взгромоздила себе на колени. Последним на высокое сиденье залез Костик.
Какие у Волги глаза?
Костик никогда еще не ездил на таких слоноподобных машинах. Сидел он как на троне: и удобно, и все вокруг видно.
Вот дядя Спиря нажал какую-то пуговку, и двигатель свирепо зарычал. Даже вся эта железная добротная кабина задрожала, точно в ознобе.
— Папаня, кажись, шумок? — сказала полувопросительно Маришка. — Эге?
Отец лишь покосился на дочь, не промолвив ни слова. Он опять тронул пальцами пуговку. Прислушался. Ровное благодушное тарахтенье.
— Теперь, папаня, порядочек! — кивнула Маришка и как бы невзначай дернула за ухо Женьку, вертевшую головой из стороны в сторону. Женька скривила слюнявые губы, явно намереваясь зареветь, но передумала.
— Эх, Мишка, Мишка! — вздохнул дядя Спиря, кладя на баранку большие спокойные руки. — Была бы ты пацаном… Преотличного бы водителя из тебя сделал!
— А женщины?.. Они что, по-твоему, не бывают шоферами? — краснея, сказала Маришка. — Как бы не так! Получше мужиков еще бывают!
Машина тронулась, громыхая пустым кузовом. Вот она свернула в переулок, которым недавно шла тетя Мотя, еще более кочкастый и ухабистый, чем их проспект Космонавтов. А немного погодя МАЗ, только что плывший, казалось, по бурному морю, выехал на асфальтированную Десятую просеку. Выехал, чихнул и помчался, будто одержимый, по ровной голубовато-серой дороге вниз к Волге.