Конечно, прежде всего он начал изучать теорию композиции. Даже уезжая на летние месяцы с графской семьей в одно из загородных поместий, Сметана брал с собой учебник Прокша. Все свободное время он писал упражнения, не пропуская ни одной самой легкой задачи. Так Сметана прошел весь курс. Завершением работы явилась его соль-мажорная соната для фортепьяно. Написанная осенью 1846 года рукой двадцатидвухлетнего композитора, она свидетельствует и о ярком самобытном таланте и о том, что автор ее уже приобщился к тайнам композиторского мастерства.
Не забывал Сметана и пианистического искусства. И в этом он также совершенствовался под руководством Прокша. Этот замечательный музыкант был наделен феноменальным слухом, но рано потерял зрение и не мог продолжать карьеру пианиста-виртуоза. Тогда он посвятил себя воспитанию молодых талантов. Каждую субботу в доме Прокша устраивались музыкальные вечера — настоящие маленькие «академии», на которых выступали его лучшие ученики. Здесь можно было услышать последние музыкальные новинки, включая и симфонические сочинения, переложенные Прокшем или его друзьями для фортепьяно в четыре и восемь рук. Эти вечера всегда собирали множество слушателей. Среди них были и профессиональные музыканты и любители. На одном из таких вечеров, устроенном в честь концертировавшего в Праге Эктора Берлиоза, 10 апреля 1846 года Сметана впервые встретился с великим французским композитором и дирижером. Переложенные Прокшем сочинения «полководца оркестровых сил», как называл Берлиоза Серов, прозвучали тогда в исполнении Катержины Коларжовой и Сметаны.
Много обширных знакомств в музыкальном мире принесла Сметане и служба у графа Туна. В его салоне собирались крупнейшие общественные деятели, писатели, музыканты. Здесь же Сметана познакомился с Робертом и Кларой Шуман, приезжавшими в Прагу в январе 1847 года. Мрачный, погруженный все время в какое-то тяжелое раздумье, Шуман на первый взгляд не понравился Сметане. Несравненно более приятное впечатление произвела его жена. С прославленной пианисткой чешский композитор впоследствии даже поддерживал переписку.
Однако беседовать с Шуманом было интересно я приятно. Сметана знал, что Шуман в своих статьях и выступлениях поддерживал прогрессивное романтическое направление в музыке. Это он, Шуман, познакомившись с ранними сочинениями совсем еще юного Шопена, в частности с его Вариациями на тему Моцарта, печатно заявил: «Шляпы долой, господа, это — гений». А сколько прекрасных статей после этого написал Шуман о Шопене!
Взволнованная, пронизанная романтическим пафосом музыка Шопена была близка Сметане. С тех пор как некоторые сочинения польского мастера он услышал в исполнении Листа, Шопен стал, пожалуй, самым любимым его композитором. Да это и не удивительно. Музыкальный вкус Сметаны с детства был воспитан на чешском народном творчестве. И стремление Шопена использовать в своих сочинениях народные танцы и мелодии было понятно ему. А кроме того, на примере Шопена Сметана видел, как народное творчество обогащает содержание произведений, насыщает его свободолюбивыми, демократическими идеями, ненавистными тиранам. Шопену удавалось даже на основе старинного рыцарского танца — полонеза создавать сочинения, в которых звучали грозные призывы к борьбе. Недаром Шуман говорил, что царь Николай, подавивший польское восстание, должен опасаться Шопена больше других, потому что его музыка — это «пушки в цветах».
Шуман сокрушался по поводу болезни Шопена. Все более тревожные вести приходили из Парижа, Какая великая утрата ждет искусство, если не станет вдруг этого романтика из романтиков!
Беседы с Шуманом помогли Сметане до конца понять значение и патриотический пафос музыки Шопена. То, о чем молодой музыкант раньше только смутно догадывался, теперь принимало вполне реальные очертания: музыка может и должна сыграть не последнюю роль в борьбе его отечества за национальную свободу.
Совсем по-иному воспринял теперь он и слова профессора Сметаны, подчеркнутые в одном из его писем. Одобряя решение Бедржиха посвятить себя искусству, профессор выражал надежду, что «путь его будет путем чешского мастера». Только теперь Сметана стал понимать особый смысл этих слов. Он вспоминал беседы с профессором. Не раз тот с возмущением говорил, что гибнет чешская культура. Там, где еще пятьдесят лет тому назад была слышна чешская речь, ныне господствует немецкая. Он сравнивал Чехию с Лаокооном. Чужеземцы опутали Чехию, как змеи Лаокоона, и грозят задушить ее.