Выбрать главу

Тетушкин гость от моего резкого движения отпрянул тоже, и на лоб ему упала серебряная (или все же седая?) прядь волос. Он мотнул головой, сбрасывая ее с глаз, и мягко спросил:

– Как вы себя чувствуете, барышня?

Боги, какой голос…

– Хорошо, – кивнула я.

– Уверены? Вы ведь около получаса назад умерли. Голова не кружится?

Умерла? Так это они про меня сейчас говорили? Это на меня обрушилась статуя? О-о-о-о…

Я быстро оценила свое состояние и честно ответила:

– Нет.

Все со мной в порядке. Ну умерла… Впервые в жизни, между прочим. Но я же феникс, так что ничего особо страшного. Наверное…

Но зеленоглазый лорд (ну, раз ваша светлость!) продолжал обеспокоенно на меня пялиться и даже протянул руку с явной целью ощупать на предмет повреждений.

– Позвольте мне самой позаботиться о своей студентке! – вступила тетя, смело оттесняя ревизора. – Хотя бы ввиду приличий, ваша светлость!

Что?..

И тут до меня дошло, что я сижу практически голая. То есть в белье. В огнеупорной сорочке, едва закрывающей огнеупорные же трусики. Или не закрывающей?!

Судорожно схватившись за подол, я потянула его вниз, не менее судорожно вспоминая, сколько тела открывает моя сорочка. Много…

Фениксы, умерев, обращаются горкой пепла, из которой очень быстро, минут за пять, возрождаются. Но вот одежда сгорает безвозвратно! А потому, чтобы в случае смерти не остаться полностью голыми, нас с рождения приучают носить огнеупорное белье. Разного фасона, в зависимости от обстоятельств, но всегда. Нигде и никогда не снимая, кроме как в ванне или под душем. Ну и в постели с мужем, наверное, хотя такие подробности я могу только предполагать…

Вот в этом белье я сейчас и сидела – под грозным взором незнакомого, красивого, явно высокопоставленного… мужика!!!

Пока я хлопала глазами, соображая, что же делать, в кабинете таки нашлось существо, соображающее лучше и меня, и декана, и ревизора. Кудахтавшая тетка (чужая!) никуда не делась, хотя и уже замолчала. Больше того, она накинула на меня какую-то тряпку, спрятавшую голые плечи и едва прикрытую прозрачными кружавчиками грудь.

Тряпка была мокрая, воняла дезинфицирующим средством, а выглядела… ну, тряпкой! Половой.

Хверс побери, так это же местная уборщица! Та самая, слегка полоумная, которая, помыв полы с помощью бытовой магии, непременно проходится по ним банальной шваброй с мокрой тряпкой… Ну да, точно она, поперек себя шире, но акти-и-ивная…

Словами не передать, чего мне стоило, осознав это, не скинуть с себя прикрытие!

Зато до тетиного гостя наконец дошел интим ситуации, и он резко отвернулся, даже отошел на шаг. Но не дальше.

– Эльза, как ты себя чувствуешь? – спросила тетя. Уставилась на тряпку и зашарила глазами по кабинету. – Сейчас, девочка моя… Господин Сиер, вы не могли бы выйти? Буквально на несколько минут!

– Да, конечно, – буркнул ревизор и широкими шагами устремился к двери. И походка такая летящая…

Леди Виона сдернула с меня предмет немагической уборки и устало спросила у уборщицы:

– Вы-то как тут оказались?

– Так я мыла в коридоре, – ответствовала та. – Слышу грохот страшный, ну а где грохот – там и грязь развелась, это уж к Аминтору вашему не ходи. Вот и кинулась убрать. Да только не успела! – вздохнула она. – Бегу на кучу пепла, а он раз – и вот! – Тетка кивнула на меня. – В девицу собрался! Вот бы весь-то мусор так! Раз – и обернулся чем полезным.

– Да, интересный вариант, – хмыкнула декан. – Однако нереальный…

– Понимаю…

– Благодарю вас за содействие, госпожа…

– Ташира, – подсказала уборщица.

– Госпожа Ташира. Вот, возьмите ваш инструмент и можете быть свободны.

– Да какая свобода?! – отмахнулась та. – Вы видели, что у ваших дверей творится-то? Мыть и мыть теперь, а сначала мусор изничтожить!

– Госпожа Ташира, не нужно ничего там уничтожать. Я вызову специалистов…

– Кого?! – ахнула тетка. – Да я же…

– О боги, – с досадой сказала леди Виона. – Специалистов по защитным заклинаниям и… В общем, не волнуйтесь, вашу работу на отведенной вам территории академии никто за вас не сделает!

Уборщица, прижав к себе тряпку и подхватив ведро со шваброй, закивала и отправилась на выход, но уже на пороге, открыв дверь, обернулась и с искренней такой тревогой спросила: