Конечно, действовать так же быстро, как обычно, я не смогу, но опыт рукопашной у меня достаточно большой, чтобы продолжать бой.
Могильщик сделал очередной выпад. Он справедливо полагал, что после первого удара у меня сотрясение мозга и я как минимум в нокдауне, поэтому не ожидал с моей стороны серьезного противодействия. Пришлось его разочаровать. В последний момент я поднырнул под огромный волосатый кулак и врезал изгою в солнечное сплетение. Противник обмяк, но не вырубился.
Такое на моей памяти случилось впервые. Этот удар у меня поставлен идеально. Все движения отточены до автоматизма. Тело само уходит вниз, рука ввинчивается в живот противника, точно напротив его локтевого сгиба. Я даже мысленно не ищу эту точку — рука сама знает, куда бить. Одно слитное движение. В ударе участвует все тело. Обычно результат один — нокаут.
Но Могильщик остался на ногах, и даже дыхание почти не сбилось. Он тяжело двинулся на меня, а я понял, что второй такой удар изгой не пропустит. Ну что ж, у нас в запасе есть и другие примочки. Я приготовился провести захват, но вынужден был опять поднырнуть под его руку и даже отпрыгнуть в сторону — в волосатой лапе противника появился внушительный клинок. И где он его только прятал, паскуда?!
Могильщик орудовал ножом настолько быстро и профессионально, что у меня не оставалось ни единого шанса победить его голыми руками.
Вот вам и честный бой!
— Гиль!!! Не-е-ет!!! — завопила Юлька и попыталась сбежать с крыльца, но клоны заступили ей дорогу.
Могильщик зло ощерился и пошел на меня. Я увернулся от следующего выпада и кувырком добрался до своего снаряжения. Можно было взять автомат, но я схватил нож. Так мы вроде бы опять окажемся на равных.
Могильщик, кажется, внутренне обрадовался, что я выбрал нож. Стоп! Похоже, я настроился на волну его ощущений. А ведь Могильщик абсолютно уверен в своей победе…
В моем теле появились его мышечные реакции — я вдруг четко понял, как именно он дальше собирается атаковать, и приготовился.
Все дальнейшее происходило так быстро, что мозг не успевал отдавать команды мышцам. Тело действовало само. Только это и спасло мне жизнь. Волосатый изгой вдруг сделал почти незаметный глазу стремительный шаг ко мне. Я уже знал, что бить он будет простым прямым снизу вверх, пытаясь насадить меня на нож как на вертел, но такой скорости я не ожидал. То есть самого движения противника я не видел, действовал наобум и попал в яблочко — короткий подшаг левой, уход с линии атаки, переброс ножа в левую руку и — удар в печень.
Раздался хруст пробиваемых ребер, и я понял, что все кончилось. Мы оба еще стояли, вплотную прижавшись друг к другу. А потом он начал оседать. Падал Могильщик целую вечность, а я столько же времени осознавал, что победил…
Как только Могильщик перестал дышать, его клоны повалились замертво, будто тряпичные куклы. Видно, искру жизни в них раздувал изгой.
Юлька, пошатываясь, сделала шаг вниз по ступеням, собираясь подойти к Могильщику, но потом передумала и тяжело села на крыльцо, словно у нее не осталось больше сил.
Я доковылял до нее, устроился рядом. Она тихо плакала.
— Юля…
— Я устала, Сережа… Вначале Глеб, теперь Гиль… Не могу больше… Выдохлась… Сломалась…
Она замолчала, лишь судорожно всхлипывала время от времени. Между нами, кирпичик за кирпичиком, росла непробиваемая стена.
— Бедуин!.. — К нам со всех ног неслись Потап, Мех, Лось и Кочкин.
Фиги и Толмача с ними не было.
Леша подскочил ко мне и принялся тормошить, приговаривая:
— Жив, бродяга! Нас так просто не возьмешь!
— А я ничуть не сомневался в Бедуине. — Механик остановился над трупом Могильщика. — Если кому и под силу было уделать эту вонючую тварь…
Юрун вздрогнула, словно от удара, и опустила глаза. Кажется, они вновь наполнились слезами.
— …то только Бедуину, — договорил не заметивший ее реакции наемник.
— Полегче, Мех, — посоветовал я. — О покойных либо хорошо, либо никак.
— Да? А ничего, что его дубли положили твоих товарищей? — с вызовом спросил Механик. — Фигу и Толмача, а?
Юлька при этих словах съежилась, словно вина за гибель егерей лежала и на ней. Выглядела она маленькой и беззащитной, словно брошенный котенок. Мне очень хотелось обнять ее, успокоить, но я не знал, как это делается. Никогда не умел утешать.
Потап снял с пояса флягу с разбавленным спиртом и передал мне: