Выбрать главу

Куноичи отпускает его волосы, делая шаг назад и стараясь пробежаться глазами по своему растерянно выглядящему партнеру с головы до ног и обратно с таким отвращением, на какое только способна. — Итак, — спустя некоторое время, начинает Сакура, убедившись, что голос звучит тихо и достаточно мстительно, снова встречаясь взглядом с Итачи. — Значит, ты можешь трахать меня, но не можешь поговорить? Рада наконец узнать, что это все, что я для тебя значу.

Учиха выглядел бы менее ошеломленным, если бы она вытащила кунай и пронзила его сердце.

Ненавидя себя с каждым шагом все больше, ирьенин разворачивается так быстро, как только может, крадется ко входу в пещеру и садится там на небольшой твердый выступ скалы. Камень холодит обнаженную руку, когда она прислоняется левой стороной тела к стене, ледяные соленые брызги океана попадают на лицо. Отступница буквально чувствует взгляд Итачи на своей спине, и она практически может представить выражение его лица. Потому что, черт возьми, — она сильно прикусывает губу, заставляя себя не испытывать никаких эмоций, — Сакура знает, что значит для него намного больше, и по реакции Итачи… он думал, что она тоже это знает.

Требуется немалая сила воли, чтобы оставаться неподвижной, когда Учиха бесшумно приближается, опускаясь на колени рядом с ней. Ветер развевает плащ Акацуки, выбивая еще больше прядей волос из конского хвоста. Несколько мгновений ни один из них не шевелит ни единым мускулом, хотя он находится всего в нескольких дюймах от нее, достаточно близко, чтобы к нему можно было прислониться. Харуно внимательно следит за небольшой трещиной в скале. Желудок скручивается в узел, от которого кружится голова, потому что она сожалеет, так сожалеет о том, что сказала, но хуже того, она не может отрицать, что чувствовала сказанное, хотя бы на мгновение.

Итачи осторожно обнимает ее за талию, нежно притягивая к себе. Он чувствует себя опустошенным изнутри, это неизбежно, потому что, черт возьми, если Сакура — единственная, о ком он заботится больше всего в этом мире, кроме младшего брата, — все еще думает, что так мало значит для него… Довольно горькая пилюля, которую нужно проглотить. Видимо, он делает что-то не так.

— Что ты хочешь знать? — Тихо спрашивает мужчина.

Куноичи на мгновение закрывает глаза, кладя голову ему под подбородок извиняющимся жестом, который Итачи, вероятно, никогда не поймет. — Я хочу начать, — бормочет она, слишком уставшая, чтобы держать глаза открытыми. Девушка обещала Джирайе, что сделает это, но в прошлый раз она пыталась использовать ту технику допроса на Итачи… Ее чуть не стошнило, после чего ирьенин пообещала себе, что никогда больше не будет использовать подобные методы на том, кого полюбила. Часть ее осознает, что окончание этого предложения будет иметь последствия, которые она не хочет полностью понимать. Это означает, что она ставит Итачи выше Наруто… Даже сама мысль вызывает головокружение.

Дыхание покидает тело Сакуры в долгом вздохе, она принимает более удобное сидячее положение, спокойно встречая взгляд своего партнера. — По сути, — ей трудно смотреть на Итачи, говоря это. — Джирайя поручил мне — ради Наруто — выследить тебя. Извлечь информацию, посредством, — и здесь девушка не может не смотреть вниз, в океан, виновато, — …соблазнения, продолжать в том же духе в течение нескольких дней или около того, после чего…

Слова застревают у нее в горле, заставляя на мгновение неопределенно махнуть рукой. — …убить, — заканчивает Харуно гораздо неувереннее, чем предполагалось.

Если Итачи и удивлен, то этого не показывает — он лишь на долю дюйма наклоняет голову, ожидая продолжения. Куноичи проводит тыльной стороной ладони по внезапно покрасневшей щеке, убирая с лица несколько растрепанных ветром прядей волос. — Я согласилась, — резко говорит она, глядя вниз, в серый океан, слова вылетают слишком быстро. — Знаю, что это было глупо, и что ты, вероятно, возненавидишь меня за это, но я не смогла сказать ему. Как ты можешь сказать одному из шиноби, которого уважаешь больше всего, что ты буквально спишь с врагом? — Сакура делает паузу, делая глубокий вдох и заставляя себя успокоиться, с каждым прошедшим мгновением голос становился все выше и выше. — Когда ты думаешь, что враг на самом деле больше не враг? — Девушка тихо заканчивает, подтягивая колени к груди, крепко обнимая их.

Отступница даже не хотела говорить об этом с Итачи, но, начав, она, кажется, не может остановиться. Сакура с горечью вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Представляю выражение ужаса и отвращения на лице Джирайи, если бы попыталась сказать ему, — шепчет Харуно, устремив взгляд вниз, на свои слегка дрожащие пальцы, которые крепко сцепила вместе. — Я должна быть хорошей куноичи, понимаешь? Самая умная девочка из выпускного класса, ученица Цунаде-шишо и одна из лучших в Конохе. Я не должна быть глупой шлюхой. Я не смогу вынести мысли о том, что кто-то думает обо мне таким образом, что, я знаю, точно бы произошло, если бы я рассказала Джирайе. — Ирьенин резко останавливается, проглатывая ком, застрявший в горле. — И… черт возьми, я люблю тебя, и я знаю, что было бы правильно сказать ему правду… но я просто не смогла этого сделать.

Сакура почти не осознает, что сказала, пока буквально не чувствует, как тело Итачи напряглось. Она не планировала этого говорить. Совсем. Признание просто вырвалось у нее, но прямо сейчас она слишком эмоционально истощена, чтобы тратить время на сожаления — хотя, скорее всего, сделает это завтра утром. Но, в конце концов, девушка сказала правду, как и обещала.

Итачи ничего не говорит, за исключением того, что слегка кладет руку ей на спину и нежно, почти успокаивающе поглаживает по всей длине позвоночника. Это напоминает ее шестнадцатый день рождения, и Сакура снова вздыхает, слегка откидывая голову назад, так что другая его рука касается ее волос и начинает приглаживать спутанные ветром пряди. — Мне жаль, — бормочет девушка, хотя и не уверена, за что извиняется: за предательство, которое она почти совершила, или за импровизированное признание.

— Не извиняйся. — Учиха замолкает на мгновение, его глаза становятся жестче, глядя на нее сверху вниз, очень серьезно. — И никогда больше не называй себя так.

Голос Итачи тверже, чем когда-либо, из-за чего Сакура пораженно моргает. — У тебя что? — Спрашивает она, наконец.

Долгое время нукенин борется с тем, что сказать. Он более чем ошеломлен информацией, которую Сакура непреднамеренно раскрыла. Учиха понятия не имел — и до сих пор не имеет — как правильно реагировать. — Мадара, — слова с трудом вырываются из его горла, хотя он старается, чтобы тон был как можно более отстраненным и бесстрастным. — Ранее сегодня вечером… он передал некоторые инструкции, о которых я… тебе не сказал.

Ирьенин напрягается под его рукой, прежде чем отстраниться и бросить на партнера подозрительный взгляд. — Да? — Осторожно спрашивает она.

Итачи не может удержаться, чтобы не сделать более глубокий вдох, чем обычно. Кусок скалы под ними с нижней стороны утесов крошится под постоянным натиском штормовых волн, прежде чем, наконец, упасть в глубины темного океана. — Первым аспектом плана Мадары было заставить Какузу заплатить новой команде наемников, чтобы они преследовали Наруто, — наконец заявляет старший Учиха. Слова звучат скорее как вздох, и впервые он понимает, насколько устал. Сакура, однако, наблюдает за ним с пристальным вниманием, ее ногти впиваются в ладони, и Итачи заставляет себя продолжать. — В то же время он заинтересован в экономии средств, — тихо уточняет нукенин, глядя вниз на колышущиеся, жуткие отражения серых грозовых облаков и редких звезд в море. — В результате Мадара постановил, что, если команда наемников потерпит неудачу, я должен… — мужчина колеблется, пытаясь сформулировать свои следующие слова как можно более деликатно. — …выполнить эту задачу.

Несколько долгих мгновений Сакура ничего не говорит. Короткая фраза повисает между ними, тяжелая и осязаемая в прохладном ночном воздухе. Наконец, она вздыхает, глядя на свои ноги. — Так и знала, — бесцветно отвечает отступница. — Вернувшись, ты выглядел таким невероятно обеспокоенным. Расстроенным. Как угодно. Но, наверное, я также знала, что ты никогда не сделаешь ничего подобного, что бы он тебе ни говорил.